Читать «Вратари — не такие как все» онлайн - страница 99

Брайан Глэнвилл

— Или против Чарли Макинтоша, — добавил Берт.

— Ну, может быть, и против Чарли Макинтоша, — согласился Лью.

Мы вчетвером сели за стол, попили кофейку и проболтали до часу ночи. Они передали в свои редакции статьи по телефону, так что я все слышал. Моих слов там не было, они использовали то, что я говорил, в пересказе, стараясь изложить все точно. Не многие газетчики заботились об этом.

— Прошел слух, что ты просил трансфер, — сказал Берт.

— Ну, — уклончиво ответил я, — может, просил, а может, и не просил.

— Я точно знаю, что просил, потому что Чарли Макинтош сказал, что не просил!

— Судя по твоим словам, ты не очень-то любишь его, — сказал Боб.

— Да я его просто ненавижу! — уточнил Берт.

Это открыло мне глаза; раньше я считал, что пресса любит его — он все время ей что-нибудь рассказывал, его цитировали после каждой игры. Но теперь мы узнали о нем много нового. Берт сказал: «Он просто лжец», и начались истории про то, как он им что-то говорил, а потом выяснилось, что это неправда, как он вел себя в бытность игроком, как везде искал для себя выгоду. По словам Берта, в «Волках» его звали «А-что-мне-с-этого-будет Макинтош».

Я был рад, что мне довелось все это услышать, но увидел, как Боба Каллена их рассказы смутили. Как и все мы, он очень уважал босса, и у него не было повода менять свое отношение к нему. Пока не было.

— Ну, и что мне делать, как вы считаете? — спросил я их, напоследок, и Берт ответил:

— Оставайся. В любом случае, ты продержишься здесь дольше, чем он.

Я не стал спрашивать, что он имеет в виду.

Возвращение в дубль было ужасным, как будто тебя окатили ледяной водой. Хорошо еще, что большинства из тех, с кем я раньше играл, уже не было. Но все равно на меня смотрели как-то не так. Что же до настроения, то после того, к чему ты привык в первой команде, здесь чувствовал себя, как на кладбище: на трибунах почти никого, волнения ни малейшего, ничто не заставляет тебя сражаться на поле. Как будто все вокруг специально напоминает тебе, что тебя вышвырнули в отстойник, где ничто не имеет значения. Ты мог показать лучшую игру в истории мирового футбола, но за это все равно не получил бы больше пяти строчек в газете. Я был просто убит, честное слово. Признаюсь, временами я думал, что это конец, что мне никогда не вернуть былую форму, никогда не попасть в команду.

Мое изгнание получило широкую огласку. Попал я и в телевизор, а одна газета прислала ко мне девчонку для интервью — довольно милую куколку, которая не отрываясь смотрела на меня большими и круглыми, как блюдца, глазами. Но это слабое утешение в тот момент, когда разговор идет о том, как тебя вышвырнули из состава. На прощанье я сказал: «Приходите еще, когда меня возьмут в сборную», естественно, в шутку. Говорил-то я с усмешкой, но все равно проявил необычайную тупость, потому что она взяла да и вставила эти слова в интервью. В газете это выглядело чудовищно.

Самое плохое в том, что тебя вышвыривают из состава, — какой-то барьер, возникающий между тобой и твоими приятелями. Ты по-прежнему общаешься с ними, никто не перестает разговаривать с тобой, но создается такое впечатление, будто вы играете в разных лигах: они делают одно — то, что имеет значение, — готовятся к этому целую неделю, а ты занимаешься чем-то таким, до чего никому нет ни малейшего дела. Естественно, я стал меньше получать — ни премиальных со сборов от продажи билетов, ни надбавок за позицию в чемпионате (хотя в то время они никому не приносили больших денег), — но это меня не волновало.