Читать «Восхождение. Кромвель» онлайн - страница 141

Прения вспыхнули вновь. К письму, обнаруженному в архиве Генриха Вена, присоединились голословные обвинения в том, будто бы Страффорд не только писал королю, но и в полном собрании совета министров предлагал использовать ирландскую армию для усмирения Англии, что не могло не вызвать всеобщего возмущения. Правда, это обвинение легко опровергалось показаниями бывших министров, но уже никто не желал слушать никаких показаний: в данном случае в глазах большинства истина подтверждалась самим характером Страффорда, образом его мыслей и действий.

Тринадцатого апреля настал решающий день, когда, казалось, настроение парламента ещё можно было переломить. Острым чутьём опытного юриста Страффорд уловил этот ускользающий миг. Не успели обвинители продолжить свои доказательства, а адвокаты произнести хотя бы слово в его оправдание, как он поднялся с печальной скамьи подсудимого и заговорил с неожиданным красноречием. Это была хорошо продуманная, длинная речь. Вновь и вновь граф отсылал судей к законам, которые знал наизусть, и приводил доказательства, что он может быть обвинён в чём угодно, но только не в том, что преступил закон и совершил государственную измену. Речь произвела сильное впечатление. Судей вновь охватило сомнение, стоит ли жертвовать законом для правосудия и правосудием ради спасения государства. Страффорд почувствовал колебания и заключил:

— Милорды! Эти господа утверждают, что они защищают общественное благо против моего самовластия и произвола. Позвольте мне указать, что это я защищаю общественное благо против их произвола. Мы, слава Богу, живём под сенью законов. Так неужели мы должны умирать по законам, которых не существует? Ваши предки предусмотрительно включили в наши статуты страшные наказания за государственную измену. Так не пытайтесь превзойти их искусством убивать, не опирайтесь на кровавые примеры, — не ройтесь в старых протоколах, изъеденных червями и забытых в архивах. Не будите заснувших львов, которые впоследствии могут точно так же растерзать не только вас, но и ваших детей. Что касается меня, создания жалкого, смертного, то если бы не ваши светлости и те залоги, которые оставила мне святая, живущая ныне на небесах, я не стал бы так хлопотать о защите этого полуразрушенного тела, которое обременено столькими болезнями.

На глазах подсудимого появились слёзы. Он остановился, собираясь с мыслями, справился с волнением, поднял голову и продолжал:

— Милорды! Кажется, я что-то ещё хотел сказать вам, но мой голос, силы ослабевают. Почтительнейше вручаю вам судьбу мою. Каков бы ни был ваш приговор, принесёт он мне жизнь или смерть, я заранее добровольно принимаю его.

Он лукавил, конечно. Без сомнения, подобно древним римлянам, граф был готов умереть, но не желал ничего принимать добровольно. Этот человек был истинный воин и не сдавался, боролся против своих врагов до конца. Эта речь была для них почти смертельным ударом, многие были потрясены и готовы его оправдать.