Читать «Воспоминания И. В. Бабушкина» онлайн - страница 99

Иван Васильевич Бабушкин

Хорошо не помню вспышки на железной дороге в мастерских, но, кажется, дело было так. Предстояло отпраздно-новать день 25 июня в честь Николая I-го, положившего начало открытия жел. дор. До этого года рабочие работали в этот день только до двух часов или только до двенадцати, и это считалось за целый день. На этот раз администрация решила, как говорится, «честь спасти и капиталец приобрести». Она пожелала, чтобы рабочие явились на молебен после двенадцати, а к часу с половиной явились бы на работу с тем, чтобы работать до 6 час. вечера. Конечно, если бы администрация пожелала упразднить этот день, как напоминание о торжественности, то следовало бы только умолчать о молебне или устроить его в самых мастерских (что, пожалуй, само собой вызвало бы празднование), а не приглашать рабочих в церковь, да еще в таком духе, что приглашение являлось приказанием, — тогда, пожалуй, рабочие и отработали бы целый день. Рабочий, вообще, любит царские дни, как отдых, но если такое празднование выражается в понукании рабочих пойти в церковь молиться за царя в свое время, а не в назначенное, т.-е. во время рабочих часов, тогда покойникам царям да и всей их челяди приходится ворочайся в гробу от той матерщины, которую в избытке отпускает всякий рабочий. Это самое и произошло 25 июня 99 г. Когда перед вечером 24-го вывесили об’явление о том, что завтра работать должны от 6^ утра до вечера, с перерывом на обед и, что после двенадцати в церкви будет отслужен благодарственный молебен, на который приглашаются все рабочие, то среди рабочих появился такой ропот, какого никоим образом нельзя было ожидать. Рабочие положительно возмущались об’явлением, и почти каждый отклонялся, если ему говорили, что вот, мол, день работай, а в обед иди молись богу за умерших царей. Неужели мы такие дураки, что позволим молча пропустить этот случай?

Придя вечером домой 24 июня, товарищ, работавший в мастерских, забежав ко мне, но не застав меня дома, решил на свой страх еще с одним товарищем экстренно написать, при посредстве переводной бумаги, около двадцати прокламаций, подписав именем Екатеринославского Комитета (эта подпись являлась очень влиятельной и производила на рабочих хорошее действие). Утром раскинули эти, чуть видно написанные и в ничтожном количестве листки по одному и по два в мастерскую. Это произвело магическое действие, и листок читался в каждой мастерской до тех пор, пока не истрепался совсем (после комитету не удалось достать ни одного экземпляра). В листке требовалось окончить работу ровно в двенадцать часов и не ходить в церковь, а всем итти домой обедать, после обеда не являться на работу. Большинство вполне согласилось с листками, и в 12 ча,сов рабочие пошли по домам, за исключением нескольких человек, направившихся в церковь. Товарищи не дремали, и вскоре на воротах появилась грозная надпись мелом, что, если кто осмелится пойти на работу после обеда, тому придется жалеть о своем поступке. Дальше следовало не менее грозное предостережение тому, кто осмелится стирать с ворот мел. Около часу дня собралась кучка рабочих человек в 50 около ворот, но надпись удерживала всех от желания пойти в мастерския; мало этого, сторож, видя столько народу, боялся исполнить приказание отметчика и жандарма и не стирал написанного на воротах. Из' кучи собравшихся раздавались иронические восклицания, настроение было целиком за написанное, и многие восхваляли написавших, хотя виновники стояли тут же и продолжали настраивать толпу. Прогудел последний гудок, но ворота все были заперты. Наконец, явился жандармский офицер и открыл ворота, но желающих работать оказалось очень мало, да и те, которые вошли во двор, чувствовали ,себя очень неважно, и их в скорости выручил тот же жандармский офицер, выгнавши на улицу, и мастерския закрылись до завтрашнего дня. Редко бывали в году такие дни, когда железнодорожные мастерския стояли без рабочих. Бывало, суббота ли, воскресенье или другой какой большой праздник, работы все равно производили, как сверхурочные, а тут на тебе: все мастерския без живого существа, это довольно выразительно. Комитет собирал сведения о настроении: чувствовалось что-то особенное и все ждали другого дня.