Читать «Воробьиная река» онлайн - страница 126

Татьяна Замировская

–  Нет-нет. Я понимаю, кино. Но просто это усилие, которое ты сделала, чтобы это все принять, – может быть, оно изменило тебя настолько, что ты стала и правда видеть что-то такое, чего обычно люди не видят именно потому, что не научились принимать подобные вещи?

Я пожала плечами:

–  А ты почему тогда это все увидел? За компанию?

Мы еще неделю спорили о том, что это было. Антон прогулял два занятия в фотошколе, мы регулярно созванивались, и, в общем-то, это было похоже на ту, почти забытую нашу давнюю дружбу, и я бы, наверное, каждый божий день обсуждала с ним загадки этого случайного явления золотого октября через несуществующее окно почти несуществующего дома, но все-таки пришлось перейти к действию – Антон предложил всего-то поехать туда снова и посмотреть, что будет. Может быть, твои сериальщики уже перекрасили деревья назад, а тот унылый кошачий март, полный сырой земли, нам просто привиделся, коллективный психоз, такое иногда случается: мозг отказывается верить в увиденное и предлагает свою, более рациональную трактовку происходящего, предоставляя человеку картинки, которые точно не сведут его с ума.

Я верю в цензуру мозга, честное слово. Даже эти дурацкие эпизоды с внезапно появляющимися в центе города, будто ядерные грибы, гигантскими небоскребами доказывают, что мой разум борется до последнего, предоставляя мне жестокую реальность в самый последний момент, до этого вместо стройки века демонстрируя мне милый квартальчик 50-х годов, старательно и аккуратно смонтированный пленными немцами. Я согласилась поехать и убедиться в том, что мы поддались психозу и теперь Оливер Сакс, наверное, напишет про нас маленькое эссе.

Мы приехали в парк, подошли к дому. Дом как дом. Дверь открыта. Ничего не изменилось. Мы вошли, поднялись на третий этаж – дальше по коридору и до конца. Комнаты, матрацы, картины из пружин, карта мира, порно-инсталляция из почти антикварных сеток-авосек и колючей проволоки, похожий на НЛО белый фарфоровый патиссон на желтом канареечном подоконнике. Ничего не изменилось. Мы подошли к окну – оттуда пахло костром, бензином и палыми яблоками. С желтого клена со стрекотом падали пятнистые, бугорчатые, немного приболевшие листья, острые и пряные, как коллекция кинжалов, которую мироздание собирало тысячелетиями только для того, чтобы вонзить ее нам в коллективное сердце.

Мы почти молча обошли весь дом, пофотографировали комнаты, картины и надписи на стенах, вышли, поехали домой.

Почти не разговаривали, но на следующий день приехали снова. Все то же самое. Ничего не изменилось. За окном – осень. В доме – никого. Снаружи скоро апрель. Утки разбиваются на пары. И нестерпимо хочется пойти к развалинам костела посмотреть, есть ли там кладбище, но лучше этого не делать. Чертовы киношники, вы проделали в нашей жизни дыру, которая никуда не ведет.

Когда мы поняли, что в доме происходит преимущественно осень 2007 года, мы сразу же, конечно, решили позвонить оттуда всем нашим и рассказать, что будет дальше. Антон хотел предупредить, во всяком случае, Виктора, чтобы он не женился на Маше ни в коем случае, а я сразу же поняла, что позвоню Винсу и попрошу в тот ужасный вечер в начале декабря никуда не выходить из дома, иначе даже не знаю что, иначе, наверное, правду лучше скажу ему, он поверит, после этого кладбищенского эпизода он мне очень доверял. Но у нас ничего не получилось: телефоны радостно звонили так же, как обычно, в прекрасный март 2014-го. Мама Антона в ответ на «Который сейчас год?» гадким скрипучим голосом спросила, связался ли он с первокурсниками и где он взял эту дрянь. Мой экс-бойфренд Виталя, который подвез нас с Антоном в парк (я соврала Витале, что у нас очередное фотозадание), услышав, как я спрашиваю его о том, что было утром, сказал, что больше никуда нас с Антоном не повезет, потому что мы и так каждый день куда-то с ним ездим, пора бы это как-то самостоятельно осуществлять, и вообще, мы же расстались, зачем ты звонишь. Да уж, если бы все сложилось так, как мы рассчитывали, я бы всего-то попросила Виталю ни в коем случае не приходить на тот день рождения Петковского, чтобы не познакомиться там с Машей-дурой, к которой он потом и ушел от меня ненадолго, но фатально.