Читать «Воробьиная ночь, Крайний подъезд слева» онлайн - страница 25

Сцена № 4

Хум — глубоко национальный местный рубль.

Сцена № 5

Сьенфуэгос. О, Сьенфуэгос! Какие там старики, какое море, какие рыбы с мечами в носу. А таверны, набитые отребьем мужского пола и мулатками женского, дарящими за стакан рома знойную ночь любому даже самому плохенькому гринго. А если же ты владеешь литературным слогом и можешь присутствующим страстно рассказать историю о том, как за рюмкой кашисы курил сигару (конечно же, одну на двоих) с Фиделем или же, как дважды спасал от верной смерти самого Че (до того, конечно, как боливийский капитан Гари Прадо с тремя тысячами солдат победил семнадцать человек отряда команданте и взял его в плен, а полковник Сентено объявил по радио о его гибели), то тогда тебя обязательно возьмут ловить марлина и возможно даже дадут стрельнуть себе в грудь из знаменитого ружья дяди Хэма.

Пляшущие человечки на белой бумаге почти так же хороши, как купающиеся в луже воробьи — ради них можно вызубрить всего Шерлока Холмса.

Адам Каземирович — первый шофер Советского Союза, наблюдавший, по письменному свидетельству писателей Ильфа и Петрова, мужской стриптиз в лунном свете, после чего разлюбил голое мужское тело на всю жизнь.

Акт № 3

Сцена № 1

Так уж сложилась замысловатая география Уфы: начинается город с улицы Карла Маркса, а заканчивается где-то в неспокойном районе Черниковки тупиком Свободы.

«Я спросил у ясеня». Задавать деревьям, силам природы и временам года насущные вопросы свойственно не только мужчинам в грустных песенках к культовым новогодним фильмам Э. Рязанова про алкоголь, но даже королевичам Елисеям, отправившемся на поиски царевен, которых приютили семь богатырей, что «перед утренней зарею» «дружную толпою выезжают погулять, серых уток пострелять, руку правую потешить, сарачина в поле спешить, иль башку с широких плеч у татарина отсечь, или вытравить из леса пятигорского черкеса». К чему это я? Видимо к проевшей плешь политкорректности.

Сцена № 2

Вассерман! Вздрогнули читательницы?! Ну скажите, чью еще положительную реакцию боится такое количество прыщавых школьниц, одуревших от пеленок, кастрюлек и ставших вдруг легко доступными для сантехников домохозяек, прилетевших из египетского секс-тура бизнесвумен и даже многоопытных профессионалок, особенно после мерзких неоплачиваемых «субботников»? А двухтомник Машковского как раз для тех, кого положительный Вассерман потрепал по щеке.

Почти в каждом из семнадцати мгновений (помнишь, напряженный телезритель?) лысый старина Мюллер и красавчик Шеленберг просили Штирлица остаться, когда удалялись прочие бум— Бамфюреры, но Штирлиц любил только стариков и детей, еще с безопасного расстояния любил жену, но ничего так ласково не поглаживал Вячеслав Васильевич, как просмоленные милым сердцу скипидаром лыжи пастора Шлака, вспоминая лесопилку в родной «Тихоновке», в которой самые непреступные доярки, роняя в навоз подойники, выбегали на улицу смотреть на чеканную походку будущего всенародного шпиона Советского Союза.