Читать «Воля и власть (Государи московские - 8)» онлайн - страница 34

- Так вот... - эхом, как о привычном, сто раз виденном, отзывается Василий (в степи не то еще повидать мочно!).

- В боях-то бывал? - прошает Ивана.

- А как же! - обрадованно отвечает Иван. - Бает, даже срубил одного комонного сам! В отца сын, воин! Коня вот пожалел...

- Коня, однова, жальче бывает, чем людина! - соглашается Васька и снова пьет.

И молчат. По-хорошу молчат. И тот и другой чуют, что свои, не чужие, не сторонние один одному, и это греет паче слов.

А Наталья Никитишна присела к столу, подперевши щеку рукой. Глядит на рослых пожилых мужиков, одного из которых сама растила, подымала после страшной гибели мужа, а другого недавно приветила в Островом, сердцем поняв, что свой.

<Не было бы беды! - думают братовья. - Аль измены от князя самого! А так-то живем! Без нас, ратников, и княжество не стоит! Нече без нас не содеитце!>

Васька подымает холодные и светлые глаза. Прошает, когда померла Маша.

- А у меня в Орде женка была, татарка. Потерял! И сына... чаготаи увели... - говорит, отводя предательски проблеснувший взор.

- Жива ай нет? - прошает Иван.

- Не ведаю!

Васька молчит, потом, молча, наливает чары:

- Выпьем за наших женок, твою и мою!

Мужики пьют. Наталья Никитишна смотрит на них, подперевши щеку рукой, и тоже молчит. Ее печаль теперь - внуки. Сколь осталось сил, а надобно внуков вырастить. А там уже пора и на погост!

Глава 7

Дело руковожения братией монастыря у Никона* шло. Шло тогда еще, в самом начале, когда угасающий Сергий* передал ему бразды правления Троицкой обителью, шло и после смерти преподобного. Возможно, как раз потому, что само это дело - многоразличные хозяйственные заботы - мало занимало его, не доходило до дна души. Не было своей, корыстной заинтересованности в нем. А делалось все на удивление легко. Тысячи мелочей, из которых состоит хозяйство крупной обители, как-то сами собой укладывались в голове, не терялись, не позабывались греха ради. Отдавая распоряжения, он всегда помнил о них и всегда проверял: сделано ли? Но и то чуялось, конечно, что он, Никон, является как бы тенью преподобного, тенью Сергия, и все, что творит - творит во славу и память усопшего.

Почему Сергий тогда, в самом начале, отослал его к Афанасию в Серпуховскую обитель на Высоком? Смущала молодость? Сан священника Никон получил именно там. Быть может, чтобы добре познакомился с князем Владимиром Андреичем*, неизменным покровителем Троицкой обители? Быть может, и здесь обеспечивал преемственность дел монастырских? Иногда Никон думал именно так. Во всяком случае, свой <отсыл> Никон принял так, как и подобает иноку: со смирением и безо спора. Почему же Сергий так скоро, всего через два года, согласил принять Никона к себе и сразу поселил у себя в келье? (Верный Михей к тому времени уже умер.) Никон учился у Сергия всему: терпению, прилежанию в трудах и тому удивительному сочетанию доброты со строгостью, которое видел в Сергии. Учился многоразличным ремеслам, учился точить посуду и резать по дереву. Но паче всего возлюбил Никон книжный труд. Переплетать, узорить и, главное, переписывать книги мог бесконечно. Греческий постиг едва ли не самоуком. Впрочем, и Афанасий в обители на Высоком сильно помог. И опять тенью мелькала мысль: не греческого ли языка ради (не токмо, разумеется!) отослал Сергий Никона в монастырь на Высоком?