Читать «Воля и власть (Государи московские - 8)» онлайн - страница 12
Дмитрий Михайлович Балашов
- Жалко все же князей, да и ратников, что погибли на Ворскле! говорил Иван. - Чего-то Витовт не рассчитал!
Старый Кошка покрутил головою.
- О договоре Витовтовом с Тохтамышем не позабыл, часом? - вопросил он сына. - Что бы мы там ни думали, а Едигей с Темир-Кутлуком на Ворскле спасли Русь от латинян! Да, да! - повторил он с нажимом, не давая сыну открыть рта. - Без Орды нам нынче и не выстоять бы было! Съели бы нас они, как съели Литву! Веру потерять, и все потерять! Я с Ордою завсегда был мирен! Мирен, да мудр! - прибавил он, заметивши, что Иван пытается ему возразить. - Смотри, Иван, как бы вы там не порушили моего устроенья! Не спеши с Ордою! Николи не спеши! А и после: одно дело, разбить Орду. Ето и ноне возможно. Иное - што потом?
- Баешь, под католиков? - рассеянно переспросил Иван, уже навычный к отцовым мыслям, озирая тишину окрест.
- То-то! - невступно повторил Кошка. - Баял уже тебе о том! Латиняне для нас пострашнее всякой Орды!
Воздохнул, помолчал, втягивая ноздрями терпкий воздух осени, в коем уже сквозила свежесть далеких пространств там, за окоемом, за краем неба, куда путника, навычного к странствиям, тянет ненасытимо, до того, что и умереть порою предпочитает на чужедальней стороне, в тайге ли, в степи, в горах каменных, пробираясь к востоку, в поисках Беловодья или неведомых индийских земель...
Близкой смертью, концом того, к кому ехали на погляд, овеяло вдруг путников, и Федор Кошка произнес, не к сыну даже обращаясь, а к дали далекой, к миру и земле:
- Великий был князь!
<Был> само собою высказалось, хотя ехали к умирающему, еще живому, да и неясно казалось там, на Москве, взаболь умирает князь али оклемает еще, встанет со смертного ложа?
- Ворог Москвы! - возразил Иван тем лениво-снисходительным тоном, каким обык подчас говорить с родителем с тех пор, как стал по службе княжьим возлюбленником. Отца это неизменно обижало, но в такие вот миги, как этот, Федор старался не замечать сыновьей грубости. (<Молод, суров! Оклемает ишо!> - думалось.) Он озирал пустые поля, словно раздвинутые вдруг просторные редеющие рощи, и в душе у него была та же, что в окрестной природе, яркая печаль увядания.
Окоем, по коему тянули и тянули уходящие на юг птичьи станицы, начинало замолаживать. <Не к дождю ли?> - подумал Федор. Сыну отмолвил погодя, без обиды:
- Тебе того ищо не понять. Великий был по всему! Што с того! И великие которуют* и ратятце друг с другом, а все одно - великие люди, они великие и есть!
Иван подумал. Прищурив глаз, поглядел на отца. Федоров дорогой иноходец шел плавной ступью, и отец будто плыл, покачиваясь в седле. Вопросил, сбавив спеси:
- Ольгерд был велик?
- То-то! - обрадованно возразил Федор, почуяв перемену в голосе сына. - И Кейстут! Да и Любарт... Но тот им уже уступал! А уж Ягайло - не то совсем!