Читать «Волшебная школа» онлайн - страница 48

— Пундиляк!

Взъерошенный попугай слетел с дерева, на лету поймал светлячка и проглотил.

— Ха-ха-ха! — жутко засмеялся попугай-разбойник. — Цып-цып-цып!

Попугай летел впереди Бабучило и хватал и склёвывал маленькие живые фонарики. Мальчик швырнул в птицу камнем. Попугай увернулся. Мальчик сорвал длинный пальмовый лист, хотел стегнуть попугая, но тот увернулся и, злорадно крича, склюнул ещё десяток-другой светлячков. От обиды Бабучило заплакал и сел на землю. Он плакал, а Тиграша вся ощетинилась. Её глаза сверкнули, она подпрыгнула и цепко ухватила негодную птицу.

— Брундиляк!.. — успел крикнуть попугай.

Перья полетели в разные стороны. Собака трепала его как веник. Птица метнулась в кустарник и замерла в нём еле живая. Летать она больше не могла.

— Спасибо, Тиграша, — тихо сказал мальчик. И они вдвоём стали бегать по лесу, ловить светлячков. Собака прятала их во рту, а мальчик в мягкой ладони.

— Пожалуйста, не проглоти, — шёпотом попросил Бабучило.

— Ммм, — ответила Тиграша. Она хотела сказать: «Ну что ты, разве можно, я все понимаю». Только собаки не умеют разговаривать.

Буль-Буль открыл один глаз, подозрительно выставив ухо, начал прислушиваться. Но тут он увидел в полумраке, в летучем голубом свете увидел такое!.. Такое!..

ПОЛОСАТУЮ ТИГРИНУЮ МОРДУ!

Собака заметила, что разбойник проснулся. Она, правда, могла залаять. Но рот у неё весь наполнен светлячками. Она подносила их мальчику. Она только зарычала:

— РР-РРР!

Если бы Тиграша не зарычала, а залаяла, может быть, ничего и не случилось бы. Но Тиграша зарычала. Её полосатая тигриная шкура переливалась в неверном голубом свете. Разбойник увидел её. Стуча зубами от страха, он сначала сказал:

— Кис-кис-кис!

Он все перепутал:

— Кис-кис-кис! Цыпа-цыпа! Кис-кис!

Потом завопил:

— Брысь!

Потом подпрыгнул:

— Ой-ей-ей! Мяу!

Ну прямо-таки все на свете перепутал.

Разбойник Пулька ничего не мог сказать. Он стучал зубами:

— Дык-дык-дык-дык…

Через мгновение разбойники были далеко в чаще и не знали, как им выбраться к дому, пока не рассветёт.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ, где Карандаш почти ничего не может нарисовать

Волшебный художник лёг в своей темнице на каменный пол. Он думал о маленькой заботливой девочке Настеньке, о храбром Чижике, о добром, хоть и ленивом Прутике, о преданном друге, у которого такое верное железное сердце. О том, что ожидает их. Думал о невозможности что-либо изменить. И горе наполняло его, и слезы мешали ему открыть глаза.

Встань, Карандаш! Погляди на свою темницу. Какой необыкновенный свет наполняет её! Какое волшебное, сказочное, голубое сияние переливается по всему подземелью! Какие звезды кружатся, мелькают, плывут под каменными сводами!

— Карандаш! — позвал кто-то шёпотом. — Проснись!

Художник открыл глаза. «Да я сплю», — подумал он.

В подземелье было светло. Один за другим влетали из темноты над каменными ступенями живые фонарики.

— Это я, Бабучило, — услышит художник. — Мы с Тиграшей ловим светлячков и запускаем их в замочную скважину. Пожалуйста, рисуй.

— Милый Бабучило, — тихо сказал Карандаш, — вряд ли я что-нибудь смогу теперь нарисовать. Прости меня, но ты немного опоздал…