Читать «Волшебная лампа генсека. Фюрер нижнего мира» онлайн - страница 98

«Начальство на родине приговорило тебя. Человек с усами и кепкой получил приказ не упустить тебя и доставить на север для расправы.»

Ногти моментально искрошили бумажку, а мысли вихрем закружились по голове.

Кто сделал писульку? Арабским, кроме меня, владеют тут еще двое. Остапенко и Хасан. Но Илья Петрович, судя по имеющимся у него усам и кепке, и есть тот, кто получил приказ. Значит, Хася тоже вышел на сцену. Ясно, что он не такой уж чайник и внимательно приглядывает за нами. Может, не совсем понимает, как работает наша аппаратура, но зато догадался о том, что мы пытаемся надрать американцам хвост. И еще вот - он мог ненароком услышать то, чему я не был свидетелем. Например, когда вылезал полюбоваться обстановкой, а по возвращении заметил потревоженную коробку для шифрограмм и взъерошенные взгляды Колесникова с Остапенко…

Ага, что-то проклевывется, какая-то шифрограмма могла поступить непосредственно перед аварией на дамбе. Причем из багдадской резидентуры. А Серега потом пустил «дымовую завесу» - дескать, сообщение не пробилось из-за помех.

Что-то случилось в Москве. Наверное… наверное, как-нибудь вскрылось, что я действительно отмазал Лизу Розенштейн от статьи и помог ей оказаться за бугром. И пошла накрутка. Мол, Рейфман с Розенштейн - цэрэушники, а Фролов с ними активно сотрудничал, получая взамен золото в слитках и червонцах, а также драгоценные камушки россыпью. Должно быть, какой-нибудь хреноплет пришпилил мне и организацию Затуллинского перелома шеи. В Комитете, допустим, прознали, что я накануне названивал Киянову. Могли даже поднять Никиту и, выпотрошив его, составить полный протокол моего наезда на Андрея Эдуардовича. А Сайко, наверное, побоялся прикрыть меня, против всех правил Комитета не попрешь. В общем, все единогласно - при одном воздержавшемся - постановили, что я самый виноватый, и мое отсутствие на кворум не повлияло.

Теперь остается представить, что меня ожидает в Москве. Полный букет обвинений: «измена родине», «подлог», «соучастие в убийстве». И родина, сурово глянув в мою сторону трехголовым змеем трибунала, одним дуновением отправит меня в одиночную камеру, где останется лишь ждать пропуска на тот свет. По крайней мере, предложенный ассортимент услуг окажется скудным: расстрел в упор, чтоб другим неповадно было, пожизненный дурдом с опытами на мозге (в частности, с пересадкой лобных долей от свиньи), пятнадцать лет строгого режима на урановых рудниках. И это все - несмотря на мою верную службу, на приверженность большому коммунистическому делу, несмотря на то, что совершил я лишь должностной проступок и мелкую шалость.

Или все-таки некоторые эпизоды моей биографии - нечто большее, чем проступок и шалость? Ведь я немного подзабыл о высоком деле из-за Лизы. Причем та «морковка», что зажата между ног, сыграла свою отрицательную роль - а это всегда являлось грехом. Значит, все-таки изменил я незримому хозяину по имени «коммунизм - наше будущее». Значит, надо прибыть в Москву и с аппетитом съесть свою пулю. А что мне еще остается? Попробовать смыться, как-нибудь улепетнуть к американцам? Даже если пофартит, то чего будут стоить все эти годы, потраченные на «контору», мои майорские лычки? Кроме того, жить под крылышком ЦРУ я смогу лишь в том случае, если буду поштучно сдавать своих. А если интеллигентно откажусь и скажу «фи», то штатники, конечно же, предоставят мне политическое убежище, - демократия будет соблюдена, - но оставят без прикрытия. И за несколько месяцев люди из Управления "С" доберутся до меня и приведут приговор в исполнение, даже если я буду мылить яйца быкам на какой-нибудь аризонской ферме.