Читать «Волшебная гора (Главы 6-7)» онлайн - страница 52

Такова была резкая речь Нафты. Присутствующие молчали. Молодые люди взглянули на Сеттембрини. Ему надлежало как-то на это ответить. Он сказал:

- Поразительно! Признаюсь, я потрясен. Этого я никак не ожидал. Roma locuta{88}. И как, как высказался! На наших глазах господин Нафта совершил священное сальто-мортале, - и если в эпитете содержится противоречие, то он его "временно снял", да, да! Повторяю: это поразительно. Считаете ли вы здесь возможными какие-то возражения, профессор, - возражения чисто логического порядка? Только что вы в поте лица трудились, растолковывая нам сущность христианского индивидуализма, основанного на дуализме бога и мира, и доказывали нам его неоспоримое превосходство над всякой нравственностью, определяемой политикой. А несколько минут спустя вы доводите социализм до диктатуры и террора. Ну, сообразно ли это?

- Противоречия, - сказал Нафта, - могут быть и сообразными. Несообразно лишь половинчатое и посредственное. Ваш индивидуализм, как я уже позволил себе заметить, есть половинчатость, уступка. Он приправляет вашу языческую гражданскую добродетель чуточкой христианства, чуточкой "прав человека", чуточкой так называемой свободы, вот и все. Индивидуализм же, исходящий из космической, астрологической значимости каждой души, индивидуализм не социальный, а религиозный, который усматривает человечность не в противоречии "я" и "общества", а в противоречии "я" и бога, тела и духа, такой истинный индивидуализм прекрасно уживается с обязательствами, налагаемыми коллективом...

- Безымянный и коллективный, - произнес Ганс Касторп.

Сеттембрини вытаращил на него глаза.

- Молчите, инженер! - оборвал он молодого человека с суровостью, которую следовало приписать нервозности и возбуждению. - Поучайтесь, но не мудрствуйте! Да, это ответ, - сказал он, обращаясь к Нафте. - Мало утешительный, но все же ответ. Посмотрим, однако, к чему это приведет... Отвергая индустрию, христианский коммунизм отвергает технику, машину, прогресс. Отвергая то, что вы именуете торгашеством, то есть деньги и денежные операции, которые античность ставила неизмеримо выше земледелия и ремесла, он отвергает свободу. Ибо совершенно очевидно, что тем самым, как в средние века, все частные и общественные отношения становятся опять-таки зависимы от земли, в том числе - мне не легко это выговорить - и человеческая личность. Если кормит только земля, то одна лишь земля дает и свободу. Ремесленник и крестьянин, каким бы ни пользовались они уважением, не имея земли, становится крепостными того, кто ею владеет. В самом деле, вплоть до позднего средневековья большинство населения даже в городах состояло из крепостных. В ходе разговора вы не раз упоминали о человеческом достоинстве. А между тем вы отстаиваете моральность экономического строя, который закабаляет людей и лишает их человеческого достоинства.