Читать «Волшебная гора (Главы 6-7)» онлайн - страница 271

Томас Манн

Имелась еще третья... Собственно говоря, даже несколько, связанных между собой и составлявших одно целое, три или четыре, так как одна ария тенора занимала добрую половину покрытой кругами пластинки. Это была опера, опять-таки произведение французского композитора, Ганс Касторп не раз видел ее в театре, а однажды, в разговоре - притом в решающем разговоре, сослался на нее... Второй акт: сцена в испанском кабачке; перед зрителями просторная комната с настилом, она в ложномавританском стиле, украшена шалями, это - притон контрабандистов. Звучит теплый, чуть хриплый, но пленяющий своим благородством голос Кармен, она заявляет, что сейчас будет плясать перед сержантом, и уже слышится щелканье ее кастаньет. Но в это же мгновенье издали доносятся звуки труб и clairons*, повторный военный сигнал; паренек встревожен. "Остановись, Кармен! Хоть на одну минуту", - восклицает он, как боевой конь навострив уши. А так как Кармен спрашивает: "Но зачем?" и "Что случилось?" - он отвечает: "Не слышишь разве ты?" - удивленный, что сигнал не произвел на нее никакого впечатления. Это же звуки труб, они призывают его. "Призыв трубы нам зорю возвещает!" - по-оперному торжественно поет он. Однако цыганке этого не понять, да она и не хочет понимать. Тем лучше, отвечает она глупо и дерзко, не нужно и кастаньет, само небо посылает нам музыку, чтобы танцевать. "Ля-ля-ля-ля!" Он вне себя. Собственная боль и обида отступили на задний план перед необходимостью втолковать ей все значение этого сигнала и того, что никакая влюбленность на свете на может ему противостоять. Сигнал этот - нечто священное, категорическое, как она не может понять?! "Пробили зорю, и должен я в казарму идти на перекличку", заявляет Хозе в отчаянье от ее легкомыслия, и ему становится вдвое тяжелей. И тут надо было послушать Кармен! Она в ярости, она возмущена до глубины души, в ее голосе звучит обманутая и оскорбленная любовь - или она притворяется? "В казарму? На перекличку?" А ее сердце? Ее доброе нежное сердце? Ведь по слабости своей, да, она сознается, по слабости, она готова была развлечь его пеньем и пляской? "Трата-тата!" Она с яростной иронией подносит к губам руку с согнутыми пальцами и, подражая горну, поет: "Трататата!" Этого достаточно. Дуралей вскочил, он стремится уйти. Ах так, ну и скатертью дорога! Вот его каска, вот его сабля и пояс! Живо, живо, живо, пусть убирается в свою казарму! Он стал молить о пощаде. Но она продолжала яростно насмехаться, изображая, как он, при звуках горнов, теряет свой и без того небольшой умишко. Трата-тата - играют зорю! Боже милостивый, вдруг он опоздает! Скорее прочь, в казарму! И он, конечно, переполошится, как дурак, в ту минуту, когда она, Кармен, хотела сплясать перед ним. Вот, вот, вот какова его любовь к ней!