Читать «Воленс-неволенс» онлайн - страница 39

Клим вспомнил, как однажды в квартире, где он жил один после смерти матери, позвонили в дверь. Клим открыл, как всегда, не поинтересовавшись «Кто там?». На пороге стоял старик. Несколько секунд Клим и старик смотрели друг на друга молча. Старик догадывался, что перед ним сын. А Клим? Клим почувствовал, что в старике есть что-то родное, знакомое. У Клима не было догадки, что это отец. У него было ощущение, что этого старика он знает и должен вспомнить.

– Вы к маме? – спросил Клим. Мать умерла несколько месяцев назад, и иногда звонили по телефону или приходили люди, которые знали её, но не знали, что её больше нет.

– К вам обоим, сынок, – сказал старик.

Клима не насторожило это «сынок»: старики часто обращаются так к людям моложе них.

– Мама умерла.

– Разрешишь зайти?

– Конечно, проходите. Как вас зовут? Мы знакомы? Я не могу вспомнить ваше имя, хотя впечатление, что мы встречались раньше.

Старик внимательно посмотрел в глаза Клима.

– Мы встречались, но не так, как ты думаешь. Нам предстоит долгий разговор, если только ты не прогонишь меня после первой фразы. Но сначала я хотел бы присесть и выпить стакан воды.

– Проходите на кухню.

Клим насторожился после слов старика, но не видел в нём физической угрозы.

Они прошли на кухню. Старик остановился в центре небольшой кухни, внимательно осмотрел мебель, посуду, прихватки, репродукцию картины на стене, календарь.

– Сяду здесь? – спросил старик, показывая на стул, на котором любила сидеть мать.

– Да, конечно. Чай?

– Да, чёрный. Можно покрепче.

– Положить два пакетика?

– Положи, пожалуйста, два.

Старик уселся на стул матери и достал из внутреннего кармана пиджака портмоне.

– Посмотри на эту фотографию.

Он протянул старую, сложенную пополам фотографию Климу.

– Не переворачивай пока, – попросил старик.

Клим сразу узнал эту фотографию. Её правая половина бережно хранилась у матери в альбоме. Теперь Клим впервые в жизни видел левую половину фотографии. На левой половине стоял мужчина. Высокий, красивый, темноволосый, с роскошной волнистой шевелюрой.

– Узнаёшь?

– Да, это – мама. Эта половина фотографии хранится у неё.

– А мужчину?

– Нет, его я не зна… Это вы?

– Да. Переверни фото, прочитай. Руку матери помнишь?

Да, это был её почерк, с сильным наклоном влево, с подчеркиванием прописных букв «т» и «ш», так сейчас не пишут, а Клим тоже, в память о матери, начал ставить эти чёрточки и, конечно, её прерывистая чёрточка над «ё», не две точки, а две чёрточки. Это, без сомнения, был её почерк. На обороте фотографии было рукой матери написано: «Быть может, память обо мне недолго будет длиться. И всё равно, прошу, пусть это фото сохранится. Анна Гамаза. Октябрь 1992».

– Гамаза?

– Это моя фамилия. Я паспорт потом покажу. Мы с твоей матерью не успели расписаться, и это фото, наверное, единственный документ, где она под моей фамилией. Скажи, между датой на фото и твоим днём рождения меньше девяти месяцев?

Клим начал загибать пальцы: октябрь, ноябрь, декабрь, январь, февраль, март, апрель… восемь.

– Значит, к моменту фотографии шёл первый месяц беременности.