Читать «Волга рождается в Европе» онлайн - страница 9
Курцио Малапарте
В эти первые дни войны Красная армия до сих пор еще не появилась. Массы ее танков, моторизированные подразделения, штурмовые дивизии, подразделения технических специалистов (которые как в армии, так и в промышленности обозначаются как «стахановцы» и «ударники») еще не вмешались в борьбу. То, что противостоит нам, это подразделения прикрытия; в численном отношении они слабы, однако они возмещают этот недостаток быстрой подвижностью и выносливостью. Потому что советские солдаты дерутся. Отход красных войск из Бессарабии совсем не напоминает бегство. Это постепенный отвод арьергардных подразделений: пулеметные подразделения, эскадроны кавалерии, специальные инженерные войска. Это методический отход по хорошо подготовленному плану. Только на нескольких местах, где отчетливо заметны следы борьбы – сожженные деревни, трупы лошадей в кюветах, обгоревшие машины, несколько трупов тут и там, все же, немного, совсем немного, как будто у советских войск был приказ забирать с собой своих погибших – только в нескольких местах видны признаки незапланированного отхода, там можно заметить детали, которые указывают на неожиданность. Даже если отчетливо видно, что война не застала русских врасплох, по крайней мере, не ошеломила их в военном отношении. Все же, нельзя судить опрометчиво; картина этих немногих дней войны не позволяет еще сделать настоящие выводы. Борьба, которую до сих пор приходилось вести немецким и румынским войскам, была боями с арьергардными частями. Большая часть русской армии на Украинском фронте, вероятно, будет применена только на линии сопротивления вдоль Днепра. Она будет пытаться замедлять немецкое продвижение, опираясь на берег Днестра. Но верная и настоящая борьба начнется только на линии Днепра.
Сегодня я встретил группу советских пленных. Они вылезали из грузовика, перед командным пунктом немецкого штаба. Это были сильные высокие молодые люди, с наголо выбритыми головами, в кожаных шлемах. Они были больше похожи на механиков, чем на солдат. Я подошел к самому молодому из них и задал ему несколько вопросов, по-русски. Он посмотрел на меня, ничего не отвечая. Я повторил вопрос, он рассматривал меня, холодным и тусклым взглядом. Наконец, он с легким раздражением в голосе сказал: «Не могу». Я предложил ему сигарету, он взял ее безразлично. После двух или трех затяжек он бросил на землю, и как бы извиняясь за свой невежливый жест, как бы оправдываясь, он повернулся ко мне с такой странной улыбкой, настолько полной унижения, что мне было бы лучше, если бы он уставился на меня с ненавистью.
3. Рабочие-солдаты
В этом бескрайнем зеленом пространстве повсюду кажется, что ты не дышишь больше ничем, что пахнет людьми. Только трупный смрад, тут и там, вблизи деревень, стрелковых ячеек и траншей, где советские солдаты оборонялись до последнего; и это почти как живой запах, как запах чего-то живого. Темное, тягостное, грубое небо, небо из чугуна, нависало над долиной всю ночь напролет как кузнечный молот металлургического завода. На рассвете, на краю болота, посреди леса, немецкий лагерь проснулся к жизни, с шумами и звуками фабрики. Собственно, это не совсем то, что называют лагерем: это бивак машин, которые выстроены в каре на лесной поляне, поблизости от дороги; примерно двадцать грузовиков и четыре тяжелых танка. Сразу после побудки немецкие солдаты принялись возиться у своих моторов, с плоскогубцами, домкратами, отвертками, ключами, молотками. Чихание карбюраторов заглушает ржание лошадей эскадрона румынских кавалеристов, который провел ночь поблизости от немецкого бивака. Сквозь ржание доносится веселый шум голосов: это немецкие солдаты, которые умываются, поливают друг друга водой и гоняются, играя, друг за другом вдоль берега. Дальше внизу пьют румынские кони и своими нетерпеливыми копытами разбрасывают грязь по сторонам. В румынском лагере солдаты зажгли костер и варят кофе. Немецкий унтер-офицер, с маскировочной сетью, спадающей ему до коленей, бредет с опущенной головой по траве, в сторону дороги, вероятно, он что-то ищет. Танки и грузовики тоже скрыты под большими сетями. Ветки разбросаны на штабелях ящиков и бензиновых бочках прямо возле лагеря. В своей черной одежде, широкий берет набекрень над ухом – на берете стальной кружок с «мертвой головой» – так движутся немецкие танкисты вокруг своих машин, нагибаются, чтобы проверить гусеницы, стучат по каткам кувалдами, в точности как железнодорожники, чтобы проверить тормоза. Другие залезают на машины, поднимают крышки люков, исчезают и снова выныривают из брюха танков. Передвижная кузница была смонтирована под большим деревом. Один солдат вращает рукоятку воздуходувного меха. Другой бьет молотом по наковальне. Одни разбирают мотор, другие проверяют с помощью манометра давление в шинах их грузовиков. Запах горелого машинного масла, углекислоты, бензина, раскаленного железа создает неповторимую атмосферу фабричного двора посреди рощи. Это запах современной войны, именно он – запах моторизированной войны. Приходится отойти на сотню шагов, чтобы почувствовать сильный запах лошадиной мочи и человеческого пота. Румынские солдаты, сидя на траве перед своими палатками, чистят карабины, громко беседуют и смеются. Все они молодые люди. Настоящие крестьяне. Достаточно услышать, как они говорят, увидеть, как они жестикулируют, как они передвигаются, как они ходят, достаточно увидеть, как они держат винтовку в руке, как они вынимают затвор, как они смотрят в ствол, чтобы понять, что это крестьяне.