Читать «Войны и миры - отряд "Омега"» онлайн - страница 69

Этот мир показался Василию неприятной смесью далекого прошлого и далекого будущего. Здесь все было моложе - лет на триста: дома, одежда, техника, человеческие отношения... А с другой стороны, и дома, и техника, и люди казались невообразимо старыми, обветшалыми - куда более старыми, чем экспонаты в музеях Империи, Конфедерации или в хранилищах треухов, больших знатоков антиквариата. Этот мир не был музеем. Больше всего он напоминал свалку. Старческая усталость чудилась Василию даже в глазах мальчишек, гонявших ногами какую-то гадость по узким улочкам, и даже в глазах молодых пар, прогуливавшихся по набережным Босфора. Когда Василий сказал об этом Ольге, она энергично кивнула. - Свалка. Где, по-твоему, могла бы вырасти такая дрянь, как Блидинг? Василий сразу вспомнил шутливый стишок дунганского поэта Го Цзепина: "Если бы граждане знали, Какая грязь Питает корни цветов!" Но Ольге не было смешно. - Твой поэтишко наврал. Красивые цветы растут на здоровой почве. А здесь... Ты погляди, во что меня нарядили! Шикарные шаровары, короткую курточку и накидку Ольге пришлось снять Борис объяснил, что в Стамбуле так одеваются только проститутки. Теперь на Ольге были нелепые штаны до колен с множеством карманов, простая сорочка без застежки, с изображением какого-то нелепого ушастого существа в белых перчатках, и бесформенная куртка из той же материи, что и штаны - из плотного голубого хлопка. Сапожки Ольга оставила, Борис согласился, что они вполне элегантны. Хафизулла остался в своей форме - Борис сказал, что во все черное одеваются некоторые подростки, и налепил Хафизулле на грудь несколько цветастых круглых жетонов с какими-то рожами и надписями. Василию Борис посоветовал переодеться, но тот наотрез отказался расставаться со своей униформой. Борис не стал возражать, хотя заметил, что в Турции так ходят курды. - Значит, сойду за курда. - В Стамбуле, - усмехнулся Борис, - морду набьют. - Мне?! Послушай. Ты ведь понимаешь, с чем мы боремся. Получше других понимаешь. Думаешь, с нашей стороны на эту борьбу выставили кого попало? Я был в первой тысяче по искусствам персонального боя среди янычар. Считай, это тысяча лучших бойцов в половине обитаемой Вселенной. Хаф вообще профессиональный убийца. Ольга в своей половине тоже, думаю, входит в тысячу. Пурдзан и Мин-хан, как ты бы выразился, "держали масть" в Буферах - а там живут не просто люди и не просто треухи. Там - крутые из крутых. Вот, девочки тоже оттуда. Кто на вашей свалке мне набьет морду? Разговор происходил в просторной круглой гостиной номера-люкс отеля с неблагозвучным названием "Хилтон". Гуля, Татьяна и Резеда в своей спальне мучались, натягивая местную одежду. Для Мин-хана нашли рабочий комбинезон. Он возражал меньше всех: похожие комбинезоны в его мире носят офицеры среднего командного состава. Хуже других пришлось Пурдзану. Козлиные ноги он спрятал под длиннополым неудобным плащем, рога - под тюрбаном. Копыта Пурдзан просто обмотал тряпками. - Пусть все думают, что я болен. - Я буду говорить, что ты - мой сумасшедший родственник из Афганистана. На Пушту разговариваешь? - И Борис произнес несколько фраз на языке, в котором Василий признал вариант восточнотурецкого. Но Пурдзан говорил только на общетурецком и на своем родном Рджалсане. - Ладно, - согласился Борис, - выдумаем для тебя какое-нибудь дикое афганское племя. Они там, впрочем, все дикие. - Афганцы?! - удивился Василий, вспомнив центр вселенской науки, бывшую столицу Конфедерации, древний Гондишапур, афганский город, ставший великим еще задолго до Барбароссы. Борис поднялся с кресла, потянулся, хрустнув суставами. - Да, афганцы. Наши турки тоже недалеко ушли. Да и греки, в общем-то, порастеряли всю культуру, пока были под властью турок. А что до морды, Вась, то я ее набью тебе сам - в два счета. Прямо сейчас. Василий вскочил с подушки, которую для удобства приволок из своей спальни в гостиную, но не успел принять стойку, даже не успел сориентироваться. Босая нога Бориса твердым внешним ребром подошвы врезалась ему в переносицу. Борис не приседал для прыжка - просто оказался рядом. Его нога, не опускаясь, отошла чуть в сторону, но Василий ушел от следующего удара, перекатился и принял низкую стойку. Бориса уже не было на прежнем месте. - Где... - начал Василий, и тут получил страшный удар в затылок. Прежде, чем тряхнуть головой, привести себя в порядок, он с силой лягнул ногой назад. Борис охнул - удар пришелся в цель, кажется - в живот. Василий прыгнул повыше прямо из низкой стойки, разворачиваясь в воздухе, и с ужасом увидел, что Борис прыгнул вместе с ним. Еще до приземления произошел обмен ударами. Противники разлетелись по разным углам гостиной. Василий лежал у стены. Борис уже снова был на ногах, стоял, свободно свесив руки. Но Василий угадал в его мирной позе стойку боевого ожидания. Любое движение вызовет его реакцию. Значит, надо двигаться как-то по-дурному, возможно даже - подставить под удар плечо или ногу. Василий вспомнил силовые шахматы. Жертва пешкой. Переднего нападающего вырубают, он отвлекает на себя силы противника, а в это время слон или ферзь забрасывают мяч. Спину. Надо подставить спину. На ногу или плечо он не клюнет. Василий толкнулся ногами и принял стойку на плечах, якобы намереваясь, изогнувшись, вскочить на ноги. По полу зашуршали босые подошвы. Удар! Борис метил в поясницу, но Василий, обманув его, встал не на ноги, а на руки, и чуть развернулся. Удар пришелся в плечо. Василий же левой ногой, обутой в голубой янычарский сапог, нанес Борису удар в голову. Борис согнулся пополам, прижав ладони к лицу, и стал неуклюже разворачиваться к Василию спиной. Судя по всему, он перестал что-либо соображать от боли. А может, кривлялся. Василий вскочил на ноги и сразу прыгнул, выставив правую ногу. Борис, конечно, кривлялся. Мгновенно разогнувшись, он тоже прыгнул. Василий был готов к любому встречному удару, но Борис прыгнул к стене. Сразу оттолкнувшись от стены, он оказался у противоположной стены, потом где-то сверху, за спиной Василия. Василий крутился на месте, пытаясь уследить за движением противника, но Борис всегда оставался на самом краю поля зрения. Открылась дверь одной из спален. Раздался изумленный крик Ольги. Было, чему изумляться. Василий не мог уследить за стремительными полетами Бориса. Где-то справа на пол упала тяжелая хрустальная вазочка и глухо покатилась по ковру. Василий рефлекторно обернулся на звук, и тут Борис нанес свой удар - вовсе не оттуда. Он обрушился сверху, видимо, очень высоко подпрыгнув и толкнувшись ногами от потолка. Василию показалось, что удар пришелся по всем точкам сразу. Шею и живот скрутило от боли, в глазах потемнело. Когда Василий пришел в себя, он лежал на полу, лицом вниз, с руками и ногами, связанными за спиной в один пучок шелковым шнурком. Василий наощупь понял, что шнурок - типа стандартной измаилитской удавки. Борис опять сидел в кресле, нога на ногу, и выглядел бы абсолютно цветущим, если бы половину его лица не уродовал зеленовато-желтый синяк. - Откуда у тебя удавка? - спросил Василий. - А ты - профи. Нет, чтобы спросить, там, каким приемом я тебя завалил. Ценю. А ты? - Что? - Ценишь? - Тебя - да. А мир ваш - все равно свалка. - Свалка. Не спорю. - Ну тогда развяжи. Борис, не вставая с кресла, потянулся к узлу у Василия за спиной, легонько дернул за кончик шнурка - и шнурок соскользнул на пол. Василий встал, размял руки, потряс в воздухе ногами. Ольга все еще стояла в дверях своей спальни. Даже в мешковатой местной одежде из голубого хлопка она выглядела великолепно. - Что пялитесь, ханум? - сердито буркнул Василий. - Сделал он тебя, янычар. Слушай, Борис, а ты такой удар знаешь? И Ольга сложила пальцы, как бы готовясь нанести "кре-корх". Борис кивнул и сложил пальцы тем же способом. - Да, это "удар пьяницы". А если так, - он развернул кисть вертикально, то получится "удар богомола". - Но это ведь один и тот же удар! - опешила Ольга. - Не то, Оль, не то! Разный настрой. Пьяница полностью спонтанен, он сам себя не помнит. Потому и силен. А богомол логичен, просто логика у него извращенная, противник теряется... Василий тоже сел в свое кресло. И тоже закинул ногу на ногу. - Так ты хочешь сказать, что у вас все так умеют? Как ты? - Нет, вообще-то. Ну, я рассказывал, как меня побили уроды в тюбетейках, пока я плату домой тащил? Я тогда драться не любил, и сейчас тоже не люблю. Но компьютеры я тоже не любил, однако разобрался же! Вот я и решил, что драться надо подучиться. И подучился, чуть позже. В Москве есть мастер, Михаил Карловацкий. Он, в основном, не по дракам, а по медицине. У нас это называется "народный целитель". Я к нему сначала лечиться пришел, со всякими личными проблемами. А он говорит: тебе против всех твоих проблем три вещи нужны - два кулака и много денег... - Кстати о деньгах. Ольга медленно обошла разбитый в щепки журнальный столик, поддела носком сапога осколок вызочки и весело поглядела на остатки люстры, криво свисавшие с потолка. Борис вскинул брови. - Я же сказал: много денег. Подумаешь, люстра! На постоялом дворе куролесить - славная традиция российского купечества. Да, о купечестве, чуть не забыл. Телефон-то не разбили? Цел. Вот и славно. Борис достал из-под кресла аппарат связи, примитивный, но зато сделанный в виде красивой шкатулки, покрытой турецкими узорами. Говорил он короткими фразами, по-турецки. - Максуд? Я. Дело? Странно, я же должен был... Ага, шайтан их поймет. Но я в Стамбуле, готов ехать. А ты поедешь со мной. Как... Слушай, ты жить хочешь? А богато жить? Поедешь со мной. В восемь вечера на моем причале. Жду. Борис положил трубку. Выглядел он обеспокоенным. - Габдулла что-то задумал. Максуда я вычислил, он меня Габдулле продал. А плыть нам так и так надо, а для этого... Он снова стал крутить диск. Теперь разговор шел по-русски. - Мариночка? Свяжись с Вадиком. Боря это, не узнала? Так... Понял. Борис поджал губы. Нажал пальцем на рычаг, продолжая держать трубку в руке. - Итак, Вадик будет ждать. Что же... Ага. Для Максуда, наоборот, удача, что я его с собой беру. Это он так думает. Короче, собирайтесь. И оружие держите наготове. И улитку свою берегите. - Но нам надо поднять аппарат... - попытался возразить Василий. - Сначала надо понять, как им управлять. Сам принцип. А поможет только Карловацкий. Я в него верю, а больше - ни во что. Едем в Москву. Пурдзана запихнули в каюту, с глаз долой. Остальные расселись на палубе. Девушки загорали на корме, Хафизулла о чем-то с ними весело болтал. Мин-хан сам вызвался помочь матросам. Василий и Ольга разместились на носу и внимательно смотрели в сторону набережной - им было интересно, как выглядит Максуд. По набережной сновали юнцы на мотороллерах, куда-то неторопливо шагали рабочие в комбинезонах, как у Мин-хана. Но вот к самому причалу подрулил широкий темно-зеленый автомобиль с тонироваными стеклами. Матросы, не переставая что-то привязывать и подвинчивать, все одновременно проверили, на месте ли оружие. Василий тоже положил руку на заранее раскрытую кобуру. Борис предупредил, что неприятности могут возникнуть самые разные. Но сам он, казалось, никаких неприятностей не ждал. Выскочив на причал, Борис пошел навстречу автомобилю, широко улыбаясь. Сандалии его звонко шаркали по бетону. Из автомобиля выбрался невысокий толстячок в черном костюме. Воротник его белой сорочки был подвязан той самой странной штукой, похожей на песочные часы, которую Василий уже видел здесь у многих, а еще раньше - у кого-то в Буферах. Борис объяснил, что эта дрянь называется "галстук". Толстячок тоже широко улыбнулся Борису. Они обнялись. Автомобиль подал задом с причала, развернулся и уехал. Непосредственно сейчас неприятности, очевидно, не ожидались. Матросы перестали ощупывать оружие, Василий снял руку с кобуры. Борис и Максуд взошли на борт. Борис посмотрел на часы. - Минута в минуту. Что ж, поехали. Бахтияр! - крикнул он человеку в рубке, - Пятый маршрут, в нейтральные - через зону Восемнадцать. Вперед. А мы с Максудом выпьем брэнди. Будешь брэнди? - Мусульмане не пьют, - ухмыльнулся Максуд, - а я, впрочем, выпью. Пошли. Борис украдкой встретился взглядом с Василием. Василий понял и тихонько пошел следом в каюту. Борис усадил Максуда возле тумбочки-бара. Напротив молча сидел Пурдзан. Василий встал в дверях. - Постой там, Вась, - сказал Борис. Потом открыл бар, налил большие бокалы брэнди себе и Максуду. - Мои друзья, к сожалению, не пьют крепких напитков. - У тебя теперь в друзьях курды? - брезгливо спросил Максуд, мельком глянув на Василия. Держится молодцом, отметил Василий, хотя догадался уже, наверное, что влип. - Я и с курдами торгую. Но Василий только так одет. И этот дедушка - тоже одет не совсем правильно. Пур, сними тряпочки. Пурдзан, не торопясь, смотал тюрбан, а потом и обмотки с копыт. У Максуда отвалилась челюсть. А Пурдзан тем временем снял плащ. - Ш... Шайтан! - пробормотал Максуд. - Можно, Пур, - сказал Борис, - только не убей. Копыто Пурдзана метнулось к покатому лбу толстяка. Максуд был так ошарашен, что не успел уклониться и рухнул без сознания носом на чистый досчатый пол. Борис вытянул из рукава свой шнурок-удавку и ловко связал Максуду за спиной руки и ноги - совсем недавно он так же связывал Василия. Василий потер затылок: вот, оказывается, как это выглядело со стороны. Взвалив Максуда на диван, Борис выплеснул остатки брэнди ему в лицо. Максуд открыл глаза. Первое, что он увидел, это копыта Пурдзана. Пурдзан сидел, развалясь, и криво улыбался. - Шайтан! - опять пробормотал Максуд. Капли брэнди стекали на плюшевую обивку дивана по его тугим смуглым щекам. Пурдзан замахнулся, но Борис его остановил. - Подожди, Пур. Максуд, хотя и пьет, и в мечеть почти не ходит, верует в Аллаха. И в шайтана тоже. Он уже догадался, с кем из этих двоих имеет дело. Сказав это, Борис незаметно подмигнул сначала Пурдзану, потом - Василию. Василий чуть не расхохотался, а Пурдзан не смог удержаться и заржал во всю глотку. Но Максуд, видимо, воспринял его смех как проявление дьявольской кровожадной радости. Он весь дрожал, бормоча бессвязно какие-то молитвы. - Поздно молиться, Максуд, - Борис присел на корточки около него, заглянул в глаза. - Поздно молиться, но еще не поздно попасть в рай. Честно. Ты можешь умереть не от руки шайтана, а от моей руки, руки неверного. И твои руки при этом не будут связаны. Ты умрешь в бою, Максуд. Но... Максуд успокоился. Кивнул. Потом вперился широко раскрытыми черными глазами в Пурдзана. - Чем, скажи... Зачем он тебе? Возьми меня! Служи мне! Пурдзан закинул ногу на ногу, стряхнул щелчком пылинку с копыта. Покрутил пальцем бороду. Борис за спиной показал ему украдкой кулак. Но Пурдзан всего лишь нагнетал обстановку - для большего эффекта. - Нет, эфенди, - сказал он, наконец, - нет. Ты слишком благочестив. - Я?! Да я... - Аллах все знает. Я - чуть меньше. Но для данного случая - достаточно. Тебе путь - в рай, правда, скоро. Идин-ага пойдет со мной, правда, попозже. Скажи ему то, что он просит, и я тебя не трону. Максуд помрачнел. Пожевал полными губами. Помолчал. Вздохнул. - Спрашивай. Борис потер ладони. - Ну-с, каковы планы Габдуллы? - Я не знаю, почему... - Меня обмануть хочешь?! - заорал Пурдзан и замахнулся копытом. Максуд снова замолчал. Потом снова вздохнул. - Габдулла даст тебе выйти. Ты получишь железо, повезешь назад - тут он тебя и возьмет, в нейтральных водах. У него два катера, типа твоего, и по двадцать человек на каждом. - Сам будет? - Сам не будет. Мне сказал движок твой поломать. - Ясно. Все? - Все. Борис за спиной сделал знак Пурдзану. Тот вскочил, схватил Максуда за ухо. - Пошли, грешник. - Нет! - крикнул Максуд, - еще скажу. Пурдзан сел на место. Максуд торопливо заговорил. - Трудности есть. Кесарян все еще мести хочет. Борис беспокойно поежился. - Скользкий? Я же ему... - Ты ему денег дал, он взял. Но ему твоя жизнь нужна. Ты сам понимаешь... - Теперь понимаю. - Габдулла ему пообещал твою жизнь. Скользкий ему заплатил, он и выложил твой маршрут. Думал, заберет железо, а там и Скользкий подоспеет. Но Скользкий решил брать тебя в турецких водах. Максуд сквозь иллюминатор глянул на небо. Небо покрылось нежно-лиловым налетом, сквозь который проступили первые звездочки. - Скоро. Стемнеет через час, через два ты увидишь Скользкого. У него три катера, два простых, один армейский, торпедный. На торпедном будет он сам. Габдулла не сунется, будет ждать, авось ты отобьешься. Мне он поручил тебе рассказать. Предупредить. Не сразу, а когда ты обо всем договоришься и в море выйдешь. Я же и с Вадимом говорил. Там - как обычно. Это все. - Все? - Все. Борис подумал и кивнул. Потом внезапно резким ударом по затылку лишил Максуда сознания. Развязал, спрятал удавку в рукав. Вместе с Василием они отволокли тело наверх. Матросы были на своих местах - никто не удивился тому, что творит хозяин. Наверное, хозяин творил всякое, и довольно часто. Борис оглянулся, позвал: - Юсуф! Балласт сюда, с петелькой, скорее! И канат. С кормы прибежал крупный лохматый парень. Он протянул Борису шлюпочную балластную болванку с приделанной к ней проволочной петлей. Борис надел петлю Максуду на ногу и затянул. Василий понял, что таких специально приготовленных болванок на катере Бориса должно быть приготовлено немало. Борис обвязал тело Максуда канатом, поперек груди. Другой конец каната он прикрепил к крюку небольшого грузового крана. - Помоги, Вась. Василий и Юсуф молча перекинули Максуда за борт. Борис дернул рычаг в основании стрелы - стрела медленно повернулась, и Максуд повис за бортом, в двух метрах от края. Болванка, привкрепленная проволочной петлей к его ноге, болталась у самой воды. А вода, потемневшая к вечеру, бежала назад, за корму, туда, где остался Стамбул. - Вода темная, - сказал Борис, - мы уже в Черном море. Увидев, что Ольга покинула носовую палубу и пришла посмотреть на экзекуцию, Борис пояснил: - Понт Эвксинский. - Мы говорим - "Русское Море". Казнишь? - Казню. Милосердно, кстати. Дай шланг. Ольга подняла с палубы шланг, подала Борису. Борис повернул вентиль и обдал лицо Максуда струей воды. Максуд открыл глаза. Повертел головой. Кивнул. Борис вытащил из кармана пистолет, снял с предохранителя. Максуд забеспокоился, но Борис сказал ему: - Ты умрешь в бою. От моей руки. Я обещал. Из другого кармана Борис вытащил вороненый метательный нож с рукояткой, обмотанной проволокой. - Лови. И он кинул нож Максуду. Максуд поймал нож за лезвие и тут же метнул его назад, в Бориса. Быстро, один за другим, раздалось три выстрела. Первая пуля попала в нож, две остальные - Максуду в лоб. Тело толстяка обмякло. Нож упал к ногам Бориса. На рукоятке была вмятина от пули. Борис поднял нож, сунул в карман. И четвертым выстрелом перебил канат. Тело Максуда, погибшего в бою от руки неверного, упало в темную воду и пошло ко дну, увлекаемое чугунной болванкой. Борис вернул стрелу грузового крана в прежнее положение, отмотал от крюка остаток каната, протянул Юсуфу. - Убери. И передай всем приготовиться, на нас Кесарян нападет, - он глянул на часы, - скоро, через полтора часа. Беги. Небо стало совсем черным, вода - тоже. Но в воде не было звезд. Вода казалась вязкой и одновременно упругой. Она напоминала Василию о чем-то неприятном... Да! Вода напоминала необъятное тело Васьмирукого! Борис собрал своих гостей в каюте и объявил им о предстоящем морском сражении. Ему понравилось, что никто, включая женщин, не испугался и даже не удивился. Мин-хан погладил бороду. - Нам-то что делать, браток? - Не знаю. Покрепче за стенки держаться. Кесарян на абордаж не пойдет. Попытается нас снарядами достать, или сразу торпедой. - А чем ответить есть? - спросила Ольга, - лучевое оружие есть? - Не бывает. - То есть, у них тоже? - Вообще не бывает. У них два катера с девятимиллиметровками, может, еще базуки у людей. Василий сразу оживился. - А у нас есть базуки? - Есть, но мои люди с ними - так себе. - Я зато - нормально. Ольга подтвердит. Ольга помрачнела. Борис нервно посмотрел на часы. - Вы, Мин Семенович? - Каие у тебя пушки? - Девятка, и еще авиационная скорострельная. - Авиационную мне. Я начинал стрелком на "крылатом коне" во флоте Золотых Баскаков. В Индии мятеж давил. Ух, мы им вставили. Значит, лечу я, внизу джунгли... Но Борис не дал Мин-хану похвастаться, сразу взял его под руку и повел к пушке. Вернулся минут через десять, довольный. - Мин Семенович узнал машинку, говорит, у них дома почти такие же были. Так, Вась, привстань. Борис откинул сидение дивана и вытащил три базуки. Такие базуки Василий видел только в музее оружия в Зобегре. Прикинул на вес - тяжеловаты. Но можно попробовать - принцип у них тот же, что и у стандартных аримановских. - Оль, другую возьмешь? Борис протянул принцессе базуку. Ольга потупилась. - Я из них... Я лучше с лучевым оружием. - Звиняйте, матку. Нема. - Что? - Прости. Ну нету лучевого! Не изобрели! Тут Ольга расцвела. И вытащила из кармана штанов рыбью трубку. - Есть. - Такая махочка? А мощности хватит? - Не знаю. Честно. Тут неуверенно поднялась Гюльчачай. - Мы с Татьяной возьмем. У нас - похожие. - Хорошо. Хаф, Резеда и Пурдзан остались без дела. Ничего страшного. Пурдзан вскочил с места, подошел к Борису. Помолчал. И выпалил: - А мне - штурвал! Борис замотал головой. - Ты что? Ты же катер... - Послушай. Я крейсер водил. Не чета этому. Крейсер - весь побольше вашего моря. Я в Буферах такой джихад устроил... Борис не хотел верить. - Вась, он может? - Пур и Мин-хан были в Буферах основными пиратами. А сатиры вообще прекрасно водят все, что движется. Сможет, конечно. Другой вопрос - зачем? Пурдзан с силой ударил кулаком себе в ладонь. - Зачем? Просто. Твой этот Карась... Как его? - Кесарян. - Да. Он с тобой воевал? Видел, как ты воюешь? Борис задумался. - Видел. Много раз. Мы, собственно, на пару работали. Но он у меня женщину увел - а я его за это подставил. Даже не просто женщину. Жену. Он еле жив остался, ему хорошо, у него тогда уже был торпедный катер. А ты имеешь в виду... Борис начал понимать. Пурдзан затряс бородой. - Да, да! Мы его обманем. У нас разный стиль. Я видел, как ты дрался там, в Стамбуле. Я бы все делал по-другому... Прости, Гирей-ага, - вдруг осекся Пурдзан. - Ничего, ничего... Так! Василий, наконец, разобрался в базуке: - Показывай, куда встать. - На нос. Все базуки - на нос. Пушки у меня с борта и на корме. Пур, пошли в рубку. Борис побежал наверх, Пурдзан - следом. Борис удивился, насколько быстро, практически мгновенно, сатир освоился в рубке. Попробовал штурвал, сделал насколько крутых виражей для пробы. Внимательно пригляделся к положению звезд на небе. Проверил управление прожекторами из рубки. Борис расстелил перед Пурдзаном карту. - Мы сейчас вот здесь. Вот граница. Вот наш путь... - Такой кривой? А, пограничники. Если засекут, то откуда? - Верно. Пограничники движутся по этим линиям. Они будут здесь, где зеленые крестики. А нам надо сюда. - Тут же чистая вода... - Вот именно. Нейтральная. Нас будут ждать. Большой корабль. Большой значит, раз в двадцать больше нашего. - А пограничники на чем? - На торпедных катерах. - Понял. Скорость торпед? - Узлов... Ты не поймешь. В полтора раза выше нашей средней. Но мы можем развить больше, чем у торпеды. Главное, если ты в нейтральных водах, пограничники не тронут. Но у Кесаряна тоже торпедный катер. Старый. Торпедирует только по ходу. Не дай ему встать к тебе носом. - Ясно. Пурдзан сделал еще пару виражей, поиграл скоростями - проверил разгон. И возвратился на курс, не глядя на карту. - Тебе что, карта не нужна? - Звезды... - М-да. Ты водил у себя похожий катер? Пурдзан замотал мохнатой головой. - Ни разу. Я жил далеко от моря, а речного судоходства у нас нет вообще. Все речки маленькие. Я даже плавать не умею. Борис решил остаться в рубке, на всякий случай. Пурдзан ничего не имел против. Стрелки на большом хронометре показали половину одиннадцатого. Пора было появиться Скользкому. И он появился, сразу с трех сторон. Вспыхнули лучи прожекторов, грянули выстрелы. Пурдзан вывернул штурвал и пошел прямо на катер противника, темневший справа. Потом неожиданно развернулся и метнулся к левому. Без остановки стрекотала авиационная пушка. - Идин-ага, крикни своим, чтобы с кормы не палили. - Зачем... Ладно. Борис набрал код на переговорнике. - Юсуф, попридержи. Силуэт левого катера тоже обозначился четко. Пурдзан включил на мгновение прожектора, направив их вперед, и сразу вырубил. Борис обомлел. - Ведь это... Торпедный. Носом к нам... - Уже нет, - Пурдзан дернул штурвал вправо. Торпедный катер Скользкого остался по левому борту. Василий и девочки дали залп из базук, что-то повредили... Но главное - катер успел выпустить торпеду. Другой катер Кесаряна, шедший сзади, расцвел красивым огненным шаром. Полетели обломки. Пурдзан довольно причмокнул. - Мы, Идин-ага, идем прямо на их третий. Скорость торпеды я прикинул. Интересно, ваш Карасян попробует снова? Борис помотал головой. Спохватился, дернул на себя микрофон. - Юсуф! Ухнула кормовая пушка. Еще раз. Пурдзан оглянулся. За надстройками из рубки плохо было видно корму, но, кажется, Юсуф попал. Торпедный катер остановился, на нем что-то горело. А впереди ждал последний катер Скользкого. Пурдзан направил вперед луч прожектора - и сразу потушил. Он увидел, что прямо по курсу никого нет. Где же... Прожектора врага вспыхнули спереди по левому борту. Авиационная пушка стояла справа, из кормовой - тоже не достать. Василий и девочки что-то закопались с базуками. Пурдзан принялся лихорадочно выкручивать штурвал. Но тут навстречу прожекторам метнулся тонкий голубой луч. Ольга решилась, наконец, попробовать рыбью трубку. Эффект был великолепен: вражеский катер разрезало пополам, обе половинки начали быстро тонуть. - Черт! - удивился Борис, - могли с пушками не возиться! - Никогда не знаешь, Идин-ага, через какую дырочку Аллах дунет, - сказал Пурдзан и вывел катер на прежний курс, мельком взглянув на звезды. Далеко позади мелькал огонек - догорал Кесарян. Или... Еще огонек. И еще. Прожекторы. - Пограничники! - ахнул Борис. - Гони! Пурдзан выжал газ на максимум. Прожектора пограничников приближались, Пурдзан метался между длинных полос света, не давая поймать катер в перекрестие. Два пограничника задержались, вроде, возле Кесаряна, но третий продолжал преследование. Вдали загудела сирена. И послышался еще один звук. - Это что, Идин-ага? - Вертолет, - мрачно ответил Борис. - Патруль? - Да. - И он в нейтральные воды не летает? - Нет. А далеко нам? - Мы уже. Действительно, сирена смолкла, рокот в небе стал удаляться. Пограничники, упустив Бориса, решили все вместе заняться подбитым Кесаряном. Пурдзан стоял за штурвалом, мыча заунывную песенку без мелодии. Борис, прищурившись, глядел вперед. Среди ярко-голубых звезд на небе выделялись две красненьких, у самого горизонта... Огни! - Все, Пур, - Борис взял штурвал, - иди, мотай тряпочки. - Приплыли?.. Да, правда. - Спасибо тебе. - Это тебе спасибо, Идин-ага. Мои дома не поверят. Война - на воде! Ха! Это же... Вот у вас - на чем раньше воевали? А сейчас - не воюют. - На лошадях. - Вот представь. Ты - воюешь на лошадях. А это что, кстати? - Звери такие. Потом, Пур, потом. Беги за тряпочками. Место встречи в нейтральных водах было уже совсем близко, обозначенное на вязкой темноте морской поверхности твердой громадой крейсера. Катер тихо причалил к гладкому бронированному борту, не зажигая огней. Борис делал это множество раз и уже не нуждался в освещении. На палубу катера сверху опустился трап. Бахтияр, седой сутулый старичок, сменил Бориса у штурвала, и Борис побежал к трапу. Поднялся наверх, о чем-то говорил несколько минут. Потом раздался его крик: - Эй, гости дорогие! Все сюда! Первыми поднялись три девушки, за ними - Ольга, потом Василий, Хафизулла, Мин-хан и Пурдзан. Борис стоял на палубе крейсера у трапа и всех представлял высокому длинноносому человеку в черной форме. - А это дедушка Гаджи из Афганистана. Он немой. Видишь, Вадик, вот толпа дураков без документов, документы я им в Москве сделаю. Мои друзья. Им бы до Крыма добраться. - Хорошо, пускай. По сотне за каждого, - охотно кивнул Вадик. - Разумеется. Вот бабки. Борис передал Вадику плоский чемоданчик. - Можешь не считать. Тут за оружие и по полторы сотни за каждого, включая и меня с командой. - Как! - удивился Вадик, - катер бросаешь? А оружие куда? - Побереги. Надо будет, но в другом месте. И потом еще возьму. А катер... Тут за мной Габдулла охотится. Где-то рядом ждет, сволочь. Я ему решил подарить свой катер. И бомбу с часами. Даже две. Значит, нужно одну большую, как для крупного здания, сразу три катера на дно пустить. И одну мелочь, просто часы со взрывателем. Давай, мой ящик раскурочь... Вадик пожал худыми плечами и отдал приказ. Матросы притащили длинный зеленый ящик и вскрыли его. Тем временем на борт крейсера поднялась вся команда с катера. Последним, тяжело дыша, взобрался старик Бахтияр. Борис что-то шепнул ему, и они оба полезли вниз, осторожно неся два небольших свертка. Через полчаса они вернулись назад. Вадик, капитан крейсера, уже распорядился разместить пассажиров. На палубе Бориса и Бахтияра дожидался только Василий. - Так ты не только программами торгуешь. - И не столько. В основном - железяками. Ручной мелочью. Вот, Вадик это у себя тырит, мне сдает, а я уже в Турцию везу. Курды, в основном, заказывают. А сейчас я попотчую другого заказчика. Бахтияр катер развернул, мы все приготовили. Сейчас свечка веревочку пережжет... Снизу заработал мотор катера. - ... Пережгла. Потом одна машинка сработает. так сказать, виртуальный Максуд. - Какой? - Липовый. Максуд должен был мне движок испортить. Там долбанет взрыватель, движок заглохнет. А потом... - Понятно. Как бы посмотреть... Вадик принес три бинокля ночного видения. Один взял себе, другие отдал Борису и Василию. На ядовито-желтом фоне одиноко двигался катер, сложенный из фиолетовых и зеленых пятен. Вот он остановился... Вот к нему с двух сторон приблизились два других катера... Через борт осторожно полезли люди Габдуллы. А потом все вспыхнуло. Через несколько секунд до ушей Василия донесся глухой звук далекого взрыва. Борис опустил бинокль. - Все, Вадик. Поехали. Ранним утром крейсер встал на рейд в виду берегов Крыма. Вадик связался с местными пограничниками. - Гринь, спишь? Извини. Это я, погляди а окошко - увидишь. Тут у меня матросы сейчас в самоволку пойдут... Нет, не ловить, наоборот. Я разрешил, а бумаги всякие, жуки-пуки... Они потом в Севастополь своим ходом, я их подберу. А ты не беспокойся, ладно? Ну давай, спи. Шлюпка медленно шла по гладкой серой воде. Казалось, что горы сами движутся навстречу. Вот уже стали видны домики, крытые оранжевой черепицей. Мансарды, башенки, полукруглые окна. Борис с удовольствием втянул прохладный воздух. Указал на домики. - Это Симеиз. Крымский рай. Красиво? Василию было холодно. Глаза слипались - в тесной душной каюте на крейсере было невозможно заснуть. Он раздраженно зевнул. - Обычная турецкая архитектура. Странно только видеть ее в Тавриде.