Читать «Войди в каждый дом (книга 2)» онлайн - страница 168

шивался в дела, однако надо отдать ему и должное — он и в этом случае, когда стал плохо разбираться в обстановке, заботился не о себе, а о людях. Он никогда не радел о личном благополучии, жил скромно, почти аскетически.

Коробин решил устроить бывшему секретарю пышные похороны — ведь любое его безучастие и равнодушие могло быть превратно истолковано. Он распорядился, чтобы в районной газете напечатали портрет Бахолдина, подробный некролог, под которым пестрели десятки фамилий районных работников, председателей колхозов, знатных доярок и хлеборобов. В день похорон площадь перед райкомом еще с утра стала заполняться подводами, колхозными грузовиками, толпами горожан...

Люди, съехавшиеся на похороны, несли гроб на руках через весь городок, меняясь по очереди, перехватывая концы рушников; школьницы несли обитую красным кумачом крышку гроба; протяжно вздыхали и ныли трубы оркестра; стояла пыль; удушливо пахло цветами. Опережая процессию, два вихрастых белобрысых мальчугана гнали перед собой сверкающие металлические обручи, пока кто-то из взрослых не остановил их.

На кладбище под легким ветром трепетала листва берез, от восково-белых, словно свечи, стволов струился тихий свет, на могильных холмиках дрожали солнечные пятна, колыхалась мягкая шелковистая трава. Когда умолк оркестр и начал говорить Коробин, толпа обнажила головы, застыла в печали. Бесцветные слова Коробина шелестели, как бумажные цветы рядом с живыми, в которых утопал гроб.

Стоя у края осыпающейся комьями могилы, Константин смотрел сквозь наплывы слез на заострившееся лицо в гробу, на пергаментно-сухонькие кулачки, покойно лежавшие на груди. «Какое кощунство! Какая ирония, батя! — думал он.— Последние слова, что звучат над тобой перед тем, как тело твое предадут земле, говорит тот, кого ты не уважал, считал ничтожным политиканом и карьеристом, с кем ты ссорился и продолжал бы бороться, если бы остался жив!..»

Свежий глинистый бугор завалили венками и цветами, толпа начала таять и расходиться, и только одна безутешная Дарья Семеновна, обессилев, все еще стояла на коленях.

— Куда мне теперь торопиться, Костя? — сокрушенно шептала она.— Моя жизнь кончилась, сошла, как ржавый обруч с бочки...

Константин поднял ее, отвел домой и, пообещав наведаться, вернулся на площадь, где возле коновязи его поджидал Дымшаков.

Егор сидел на телеге, свесив ноги, дымил махрой, был напряженно-суров и угрюм.

—   Ну что ж, пора двигаться.— Константин надрывно вздохнул.                     

—   Не велено спешить! — Егор судорожно, одной щекой усмехнулся, как бывало с ним в минуты крайнего озлобления.— Прибегала Варька, секретарша коробин-ская, велела и тебе и мне остаться на бюро. Видать, не терпится Коровину показать свою власть, коли в такой черный день заседать решил! Совсем закрыл совесть в ящик, а ключ куда-то выбросил! .