Читать «Возмездие (Повесть и рассказы)» онлайн - страница 60

— Почему ты считаешь, что это не заблудшая овца из наших, решившая прибиться к возлюбленному в отряде? — Потянувшись, Усков спрыгнул с тачанки.

— Так это, проверяю часовых, смотрю, она через озерцо по-тихому переправилась и каждую лошадь на лугу по холке гладит, а потом снова на берег к лодке, где я красавицу и встретил! — Игнат рассмеялся. — Коней, видимо, сильно любит!

— Считать умеет хорошо.

— Не понял!

— Чего понимать, коней она считала! Тимоха где?

— А хрен его знает, в тачанке нет! — Тучи закрыли небо, и стало совсем темно.

— В лодке смотрел?

— Зачем?

— Любовь и предательство на войне, Игнат, всегда рядом!

— Ты прав, гражданин начальник, к тому же война всегда насилие. Твой сучий ординарец рыб кормит за то, что изнасиловал меня, когда вы Тигино взяли. Холки лошадей гладила, потому что у наших «Т» выжжено, так и нашла вас. Ты же кузнец, сам сколько раз так животину мучил, а теперь людей, рожа бандитская! — Женщина с криком рванула фуфайку и выхватила из-за пояса гранату.

— Командир! — Неистово заорал Селиванов, сбив того под тачанку.

Григорий задыхался, но, упершись спиной в землю, приподнял мертвое тело своего заместителя, придавленного обломками колес и покореженным пулеметом. По полю в панике носились силуэты бойцов, пытаясь оседлать спутанных коней, те вставали на дыбы и истошно ржали. Наконец Усков с трудом выбрался из-под завала. Не слыша своего голоса и не чувствуя тела, дико заорал, выстрелив из нагана в воздух:

— Прекратить панику! Построение! — Разбитая голова кружилась, ноги подкашивались. Григорий рухнул на колени и начал рыгать через половину женского тела с вываленными внутренностями.

Ночь опустилась на тайгу. Медведев лично проверил караул, если таковым для военного человека можно было назвать двух мужиков с вилами на опушке леса и одного на самой высокой сосне, как на сторожевой вышке. Бывший комполка царской армии отчетливо себе представлял, что для большинства из этих людей скоро бой будет первым и последним в их жизни. Словно в подтверждение его слов над головой жутко прокричала сова, разорвав тишину. Легкий ветерок накатил запахи жареного мяса.

Темный силуэт в блеклом свете, исходящем откуда-то снизу, возился у ямы. «Вот так и рождались народные сказки и байки про лешего», — Николай улыбнулся и нырнул в шалаш, чтобы вздремнуть пару часов. До выступления и соединения с отрядом Ускова осталось два дня.

Старый Мансур всю ночь поддерживал угли в огромной яме и трепал дичь, напевая родные татарские песни о любви и свободе. За два года каторги он наконец-то был счастлив. В яме поменьше, рядом с пнем, на котором сидел старик, была замешана глина. Кругом шумел вековой лес, который можно было не трогать топором, а сделать из него слушателя мудрых речей Мансура. За ямой спали взрослые сыновья Аббель и Бабид, живые покуда и здоровые, хвала аллаху! Старый, безграмотный человек не понимал, за что он с сыновьями был сослан с башкирских степей в Сибирь, имея всего по три коня в каждый дом. Сегодня он не думал о тех страшных событиях, мурлыча бесконечную песню о том, что нет плохих и хороших людей, ибо всемилостивый аллах через каждого из нас посылает испытание другому. Мансур изредка бросал взгляды на большую группу земляков, которые спали вповалку прямо на земле. Старик был поваром в отряде командира Медведева, строгого, но справедливого, как их покойный мулла, которого красные утопили в колодце за то, что не давал взорвать мечеть. Мансур готовил для земляков еду. Ему надо было каждую птицу намазать черемшой, посолить, затем облепить глиной и бросить на угли.