Читать «Воздушные бойцы» онлайн - страница 145
Борис Николаевич Ерёмин
С земли за этим учебным поединком наблюдало много глаз. На нашем легком и маневренном «яке» я быстро получил преимущество. Как мы установили в ходе боя, у «мессершмитта» была одна возможность спастись от атакующего «яка»: он сравнительно легко уходил от нашего истребителя на пикировании. Но в наборе высоты он значительно уступал «яку», быстро терял скорость, и мне не [194] составляло большого труда, используя запас высоты, держать его в прицеле под разными ракурсами. Слабоваты у Ме-109 оказались а возможности маневрирования в горизонтальной плоскости. Наш «як» был куда маневреннее, и в бою на виражах имел явное преимущество.
После посадки мы детально проанализировали наш «бой» и указали летному составу на целый ряд особенностей Ме-109 различных модификаций. Нам приходилось иметь дело с Ме-109Е, Ме-109ф и Ме-109 г. У всех этих машин были свои специфические отличия, которые необходимо было знать.
В целом я был вполне удовлетворен проведенным учебным воздушным боем, но вылететь самому на «мессершмитте» мне не пришлось: один из летчиков — инспектор 8-й воздушной армии — при взлете на этом Ме-109Г опоздал парировать тенденцию к развороту влево и подломил шасси. Пришлось сдать самолет в ремонт.
В те дни к нам в полк часто приезжали журналисты, писатели, фотокорреспонденты. Вообще наш полк в этом плане не оставался без внимания, что само по себе свидетельствовало о боевых заслугах летчиков. Я с большим удовольствием знакомил приезжающих писателей и журналистов с людьми полка — не только из летного состава, но и технического, — наши люди вполне заслуживали того, чтобы о них стало известно через армейскую, фронтовую и даже центральную прессу.
Как-то приехали к нам в полк известные писатели, драматурги братья Тур. Я был в те дни очень занят, но они — люди живые, общительные и внимательные — убедили меня выкроить время для беседы. Разговор мне запомнился, я никогда потом не жалел об этих наших беседах. Запомнилось мне их искусное умение общаться. Мне не приходилось с ними быть в излишнем напряжении, не приходилось отвечать на «обязательные» или однозначные вопросы, которые иной раз любили задавать представители шумного репортерского племени.
Помнится, однажды я довольно много времени уделил одному корреспонденту, подробно объясняя сложности войны в чисто профессиональном отношении. Я говорил о сложности воздушного боя, об умении эффективно использовать силу бортового оружия — достаточно надежного и грозного в руках опытного летчика. Тогда же я объяснял журналисту, что таран, на мой взгляд, прием вынужденный, причем, совершая таран, летчик не только сбивает вражескую машину, но и, как правило, теряет свою, а это, как [195] мне представляется, весьма дорогая цена за сбитый самолет противника. Надо, говорил я, учиться эффективно использовать свое оружие.
Я объяснял это журналисту терпеливо и с полным доверием к тому, что он все воспринимает как надо. Но когда я закончил, то вдруг услышал: «Спасибо, товарищ командир. А вот скажите, пожалуйста, нет ли у вас у самого таранчика?» Я прямо ушам своим не поверил. И с тех пор стал относиться осторожнее к тем представителям прессы, которые мыслят однозначными категориями.