Читать «Воздушные бойцы» онлайн - страница 115

Вот за этим-то самолетом и командировали меня с фронта.

По прибытии в Саратов я был принят первым секретарем Саратовского обкома и горкома ВКП(б) П. Т. Комаровым. От П. Т. Комарова я впервые услышал краткую биографию Головатого — это было мое заочное знакомство с Ферапонтом Петровичем. Вскоре я отправился на завод комбайнов для получения самолета и там, в кабинете директора завода генерала И. С. Левина, увидел пожилого, степенного человека с волевым лицом и проницательным взглядом, которым он как бы испытующе меня окинул. Это был Ферапонт Петрович Головатый.

Я представился:

— Гвардии майор Еремин. Командир гвардейского истребительного авиационного полка. Прибыл для приема вашего подарка — самолета Сталинградскому фронту.

Он улыбнулся, рассматривая меня. Сказал добросердечно, глуховатым голосом:

— Ну вот и познакомились… Так значит — гвардия! Это хорошо!

Директор завода угостил нас крепким чаем. Головатый с большим интересом расспрашивал о делах на фронте, о буднях полка, о моих родных. Вскоре мне предоставился случай пригласить Ферапонта Петровича к себе домой, и я познакомил его с моей матерью. Но в тот момент, в процессе нашего знакомства в кабинете директора завода, мы удивительно быстро почувствовали расположение друг к другу. Головатый по возрасту годился мне в отцы, и он быстро и как-то очень естественно начал называть меня Борисом и перешел на «ты». Оба мы чувствовали, что боевая машина, на которой мне отныне предстояло воевать, связала нас надолго и накрепко, и оба были рады тому, что внутренне мы не испытывали той официальной скованности и даже некоторой отчужденности, которая возникает поначалу между людьми незнакомыми.

Конечно, этим нашим доверительным отношениям я в первую очередь обязан Ферапонту Петровичу — человеку мудрому, много повидавшему на своем веку. Невольно думалось о том, что теперь на меня ляжет большая ответственность: подсознательно я уже чувствовал, что этот именной самолет я уже не могу рассматривать как обыкновенную машину. Потерять его я не имею права, следовательно, от меня в боях потребуется все, на что я способен. Я подумал [155] об этом впервые в кабинете директора завода, но потом думал об этом и на фронте. И теперь, спустя много лет, я понимаю, что эта ответственность еще более дисциплинировала меня и заставляла быть внутренне предельно собранным и в воздухе и на земле.

После беседы в сопровождении директора и парторга завода мы отправились на заводской двор к площадке готовых самолетов. Я надел реглан и ушанку. Запомнилось, что Ферапонт Петрович во дворе был в пиджаке. Лишь на голову надел какую-то шапку, по форме напоминавшую папаху, даже не папаху, а скорее то, что впоследствии получило название «пирожок».

На заводском дворе у одного из «яков» собрались люди, и я понял, что именно об этом самолете и шла речь. «Як» уже успели осмотреть и принять приехавшие со мной инженер эскадрильи Анатолий Кадомцев и один из наших механиков. Пока мы шли, Головатый подробно расспрашивал меня о том, что за самолет Як-1, какое имеет оружие, долго ли летает и так далее. На самолете сбоку, на фюзеляже, была сделана надпись: «Летчику Сталинградского фронта гвардии майору Еремину от колхозника колхоза «Стахановец» Головатого». Я смотрел на эту машину, понимая, что в ней овеществлен труд всей большой семьи Ф. П. Головатого. Много лет должны были работать не покладая рук эти сельские труженики, чтобы в трудную минуту их усилия смогли реализоваться в этом самолете-истребителе…