Читать «Возвращение Панды» онлайн - страница 56
Александр Иванович Муленко
Морщины иссекли монумент снизу доверху. Бетон местами выкрошился настолько, что видна была арматура, ржавые наледи коростой обволакивали каменное тело. Развалина времён развитого социализма, как и прежде, олицетворяла всех матерей России, только теперь уже старых и немощных… Правительство добавило пенсию на сто двадцать рублей, на полмешка ветонита — от щедрот своих; но по-прежнему оставались безработными и несчастными её дети и внуки. Не было денег лечить монумент — латать матушкины раны. Великий мемориал вымирал вместе с последними героями Отечественной войны.
— Я не жалуюсь, мама. Ты пойми меня правильно. Они продали наш дом и не купили мне квартиру… Я буду умирать здесь, у твоих ног. Мне негде сегодня жить и я устал от жизни… Ты слышишь, мама?.. Я не оправдываюсь перед тобою, но моё прозябание на этой земле очень долго. Ударь же меня мечом так, как в детстве бивала хворостиной… За непослушание… Отчаянно бей, не жалея ничуть… Чтобы на старости лет я раскаялся не на бумаге, а в слезах. За предательство.
* * *
Щёлкнул стальной замок. Тяжёлая металлическая дверь грюкнула по перегородке между подвалом и подъездом. Спящему ему показалось, что это тяжёлый меч правосудия опустился на грешную голову. Тарантул упал со скамейки на землю и первый раз в этот вечер ударился головою об лёд. О твердь. Монумент растворился в огне и исчез. Его сознание отсчитало удар и выключилось, но спустя мгновение он снова увидел вскинутую в небо руку и застонал:
— Я бросил тебя больную умирать одну в этом мире — жестоком и страшном, я не облегчил твою старость… Я не защитил тебя от нищеты!.. Я, даже, не дарил тебе подарки и ни разу не возложил цветы к ногам твоим за подвиг твой. За выживание в этой стране — мироедов и политиканов. За продолжение рода человеческого в ней…
Далёкое детство поплыло в его памяти. Однажды он испуганный проснулся и позвал её.
— Мама! А почёму люди умирают?
— Потому что они болеют, сынок.
— И врачи не могут их вылечить?
— Врачи, сынок, вылечивают не ото всех болезней.
— Значит, и ты умрёшь? И я останусь один?
— Да, сынок.
— Но я не хочу, чтобы ты умирала. Я хочу, чтобы ты жила вечно… Со мною вместе…
Она поняла, что ребёнок не уснёт, если его не успокоить — не обнадёжить в завтрашнем дне, и обманула его.
— Врачи еще не придумали лекарство от старости. Но ты будешь хорошо учиться и станешь доктором. Ты сделаешь это лекарство, и люди будут жить вечно.
Это была хорошая находка. Ему стало радостно и спокойно.
— Я обязательно, мама, стану врачом и придумаю это лекарство.
И вот теперь он просил прощения.
— Мама! Я не стал врачом! Я стал бомжом и преступником! Но я по-прежнему хочу быть с тобою всегда и неразлучно.
* * *
— Сынок, вставай, ты совсем замерз, — северное сияние потухло, и, скрипя ресницами, он возвратился на этот свет.
Одинокая лампочка освещала площадку перед подъездом, на которой лежал Тарантул, околевая от январской стужи.
— Ты живой, сынок? — шепелявила старуха.
Два последних, порушенных зуба желтели у ней во рту.
Трижды обмотанная серым пуховым платком голова прерывисто дышала упавшему человеку в лицо: