Читать «Возвращение Панды» онлайн - страница 23

Александр Иванович Муленко

Обитателей было шестеро. Почивали в гостиной. Кровати стояли так тесно, что было невозможно выйти из комнаты вон, не потревожив соседа. Матрацы на них имели стойкий ржавый орнамент панцирной сетки. Швы на них разошлись и наружу торчала старая вата — клочьями, как шевелюра у нестриженного еврея, дожившего до седин. Старые простыни использовались в качестве носовых платков во время гриппа. Скомканные и липкие они поблёскивали под лучами одинокой лампочки, похожей на гениталии, отработавшие по назначению в прошлом. Из — под дальней кровати торчала наружу разорванная подушка. Холодный воздух, проникающий в помещение с балкона, теребил её отрепье, раздувая по комнате перья. Словно в курятнике, они витали в квартире повсюду, мешая дышать. Это был рай для бомжей. Здесь пропивали случайные заработки, болели и выздоравливали, когда ресурсы к продолжению запоя иссякали…

Как-то один из жильцов достал отраву для тараканов, и несчастные насекомые стали жертвой террористического акта. Покинув стволы электропроводки, усатое племя носилось в панике по стенам до полного изнеможения. Липкие твари осыпались за воротник. Ночью их ежеминутно сбрасывали с лица отдыхающие бродяги и ругали благодетеля нецензурной бранью, стараясь уснуть. Два с половиной мешка сушёных насекомых и доныне стоят в прихожей. Некому их вынести на помойку — недосуг…

Мирзоев был сердит. Матрацы его подопечных безнадежно пожелтели. Резкий запах мочи благоухал почти по всему подъезду, дополняя подвальный ароматами человеческой плоти. «Горе-стахановцы» гудели шестые сутки. День примирения, выходные, суровые будни (вторник, среда, четверг) и даже милицейские праздники остались в истории подъёма российской экономики критическими днями неудач. Хозяин тряс опухшие от пьянства тела специалистов за плечи, пытаясь придать им человеческий вид, но те мычали ему в ответ несуразицу и падали на пол. Он бил их ботинками, ругался — нормативная лексика давалась с трудом.

— Жить будешь здесь, — сказал Олегу, — располагайся. Понравишься — выделю люкс. Когда очухается Абрам Моисеевич, — Мирзоев показал носком ударной ноги на перепачканного желчью строителя и объяснил, что это бригадир, — он занесёт тебя в табель. Без него производство — не производство, а одни убытки. За что и держу. Но дорвётся до водки — собака, верблюд, а не человек. Ты меня слышишь, Абрам?.. Чуешь, Корнеев? Мычит облёванный, значит слышит. Стыдоба-то наружу торчит. Застегни ширинку. В нашем полку — человек из лагеря, примите товарища…

Панцирную сетку нашли на балконе. Дужек от неё не было. Положив эту сетку на деревянные ящики из-под водки и частью на кирпичи, оказавшиеся в квартире невесть откуда, но к месту, Олег Иванович Корнеев устроился жить в прихожей, где меньше воняло, и после ухода Мирзоева уснул. Его храп начал оказывать негативное влияние на старожилов. Абрам Моисеевич, проснулся, поднялся на ноги и кое-как, опираясь руками на стены, пошёл искать источник сотрясения воздуха. Он ударил нового постояльца в живот. Олег проснулся. Над ним висело лицо, покрытое щетиной.