Читать «Возвращение на Голгофу» онлайн - страница 8

Борис Нухимович Бартфельд

— Вона что, домик-то подожгли. И кто ж это сподобился? Немцы или наши лихие ребятушки?

Языки пламени с воем поднимались над посёлком, заревом освещали небо, пытаясь слизнуть с него звезду, низко висящую над крышами. За свой долгий век балки и стропила высохли и теперь горели самозабвенно, будто в этом и состоял долг дерева, отсроченный человеком так надолго и неразумно. С отчаянным треском лопалась и рушилась наземь тяжёлая черепица. Ветра не было, но самим пожаром создавалась такая неравномерная мощная тяга, что языки пламени бросало из стороны в сторону. Солдаты споро таскали воду и поливали крышу своего дома, не позволяя ей, всё сильнее раскалявшейся от бушевавшего по соседству пожара, воспламениться. На коньке крыши сидел заряжающий Петруха Тихий и указывал, куда надо лить воду. Только наводчик Романенко стоял недвижно, прислонившись к забору, глубоко дышал и во все глаза смотрел на пожар, словно пытался впустить пламя внутрь себя.

— Что стал, давай тащи воду, дом спасай, — крикнул ему Колька.

— Чего его спасать-то… Вон сколько этих домов-то. Посёлок большой, в любой селись. Нехай себе горит, любо мне видеть это.

— Дурак ты, братец, или больной. Душа у тебя, видать, совсем закоптилась, свет не пропускает, почистить бы надо. — Больше Колька препираться не стал, побежал с вёдрами к колонке.

Через час всё утихомирилось, крыша рухнула внутрь дома и ещё горела, но языки пламени высоко уже не поднимались. Солдаты, мокрые и прокопченные, костеря все на свете, стали расходиться.

— У кого только руки чешутся? Кому в голову пришло крепкий дом запалить, — сокрушался Иосиф, — руки ему оборвать надо.

— Конечно, надо, вот только кто обрывать-то будет? Вон наш Романенко битый час стоял у забора, любовался пожаром. Он, небось, и подпалил со своей гоп-компанией, они совсем распоясались… — Колька снова достал схороненные под шинелькой термосы и разложил кашу по котелкам. Уже не вился от нее прежний сытный парок, но всё ж таки каша окончательно не выхолодилась. Ели молча и быстро. Зато чай пили неспешно, с хлебом и сахаром вприкуску. От чая осоловели, успокоились и беседу вели степенно. Прихлебывая чай, Николай спросил:

— Слушай, Иосиф, объясни… Вот Ефим еврей, и имя у него такое — еврейское. А ты русак, откуда имя-то у тебя Иосиф?

Вопрос вроде бы совсем безобидный, но внутри Иосифа все напряглось. Пытаясь сдержать волнение, он еще раз с придыхом отхлебнул из кружки и с деланым спокойствием ответил:

— А то ты не знаешь! Я же тебе говорил… В честь товарища Сталина. Уж очень его у нас на железной дороге уважали. Вот родители и назвали меня…

Иосиф почувствовал, как струйка липкого пота побежала у него по спине, на лбу выступила испарина.