Читать «Возвращение на Голгофу» онлайн - страница 79

Борис Нухимович Бартфельд

— Извини, я больше месяца не пила кофе и не ела пирожных. Спасибо, что привёл меня сюда. Очень хотелось попробовать.

— Что ты, я любуюсь тобой… Только не обожгись. — Орловцев и не заметил, как легко за разговором они перешли на «ты».

— У тебя сегодня был трудный день? Ты будто из боя вернулся…

— Нет, воевать нынче не пришлось, но по городу побегали изрядно, да и перенервничали все…

Орловцев смотрел на Веру, которая держала в тонких, но длинных и сильных пальцах хрупкую чашку из немецкого фарфора. Солнечный зайчик, падал на тонкий фарфор, на её руки, трепетал на щеках, а когда попадал в глаза, она смешно щурилась и отворачивалась, морщила изящный носик, что трогало и веселило Орловцева. Когда она доела пирожное, Николай начал кормить её своим. Он бережно подносил маленькую серебряную ложечку к её полным губам, Вера аккуратно брала кусочек, и тогда солнечный зайчик играл на её ровных, жемчужных зубах. Детский восторг и счастье наполняли их обоих.

Сколько это продолжалось они не знали, и лишь только когда солнечный лучик перестал играть на их лицах, солнце зашло за остроконечную черепичную крышу соседнего дома, они встали из-за столика. Орловцев расплатился, дал официанту щедрые чаевые, и вслед за Верой вышел на улицу. Они шли, держась за руки по длинной прямой улице, которая где-то там, далеко, выходила к вокзалу, и им казалось, что они идут по серебристой глади реки, а не по блестящей гранитной брусчатке, и навстречу им в ярких лучах бежит-катится златокудрый малыш-солнце.

Вскоре они вошли в гостиницу и впервые оказались одни в маленькой комнате Орловцева. Вера поставила сумочку на стол, сняла шляпку.

— Ты знаешь, я всё время думала о том, как это случится, когда мы останемся вдвоем. Я как будто знала, что это должно произойти здесь, в этом городке. Но всё равно это неожиданно и совсем не так, как представлялось.

Она подошла к молчавшему Орловцеву и взяла в свои ладони его руку. Он почувствовал, как вся недавняя легкость, сменилась скованностью, и оробел как мальчишка. Единственное, на что он решился, — это прижаться щекой к её рукам, она же, высвободившись, стала гладить его по волосам, целовать его лоб, брови, глаза, ещё не решаясь поцеловать в губы. Они так и стояли в комнате, не разнимая объятий, им не хватало воздуха, как ныряльщикам, которые поднимаются с большой глубины и уже видят вверху солнечный свет, но так и не могут вынырнуть на поверхность, потому что задохнулись и утонули в океане любви, их любви. Когда они все-таки сумели судорожно схватить по нескольку глотков воздуха, кислород опьянил их, закружил им голову, и они то ли снова ушли в глубины, то ли взлетели на такую высоту, где тела становятся невесомыми, воздух разрежен, и время то стучит метрономом бешено колотящегося сердца, то замирает, притаившись в уголках запекшихся от поцелуев губ…

Очнулся Орловцев от легкого прикосновения шелковистого локона к щеке. Вера, уже одетая, склонилась над ним вся в лучах утреннего солнца, шепнула ему последние нежные слова, убегая на раннее дежурство. Он едва приоткрыл глаза, улыбнулся в ответ и снова провалился в глубокий сон. Когда он проснулся окончательно, солнце стояло уже на полудне. Быстро собрался, поспешил в штаб армии, предчувствуя нагоняй за опоздание. Однако граф Шувалов был в отъезде, а дежурный офицер заступил на службу только в десять часов и, вероятно, считал, что Орловцев давно на месте и выполняет одно из поручений, отмеченных в рабочем журнале. Видно, поэтому он спросил: