Читать «Возвращение на Голгофу» онлайн - страница 66

Борис Нухимович Бартфельд

Поднялся ветерок, штабс-капитан спиной чувствовал, как раскачивается ствол дерева, но внизу царила тишина, и среди полевых трав текла своя особенная жизнь, совсем не видимая и не осознаваемая с высоты человеческого роста. Мириады насекомых ползали в траве, по земле и листве, занятые своими делами, необходимыми для течения их жизни, и, казалось, никак не связанными с тем, что происходило у людей. Чёрный муравей карабкался на стебелек выше и выше, пока тот не склонился. Муравей упал на офицерский сапог, побежал по брючине вверх, на китель и дальше до шеи, заполз под воротничок, и тут был слегка прижат тканью к шее, испугался и своими маленькими челюстями куснул розовую человеческую кожу. Орловцев, почувствовав легкое жжение, не раздумывая, хлопнул себя рукой по шее, нащупал пальцами мельчайший комочек и бросил его на землю. Ничего не произошло, шелест листьев все так же смешивался с пением птиц, и так покойно было кругом. Ничего не изменилось с этой случайной, совсем не обязательной смертью муравьишки — такой же Божьей твари, как и человек. А хоть бы и гибель человека? Что изменилось бы от этого в природе? Ничего, все так же шумели бы травы и деревья, текли ручьи, и одно время года в свой срок сменялось бы другим. И только где-то далеко молодая женщина останется без мужа и уже никогда не родит от него детей, совершенно особенных — его детей. А те не родят своих детей, и никогда, никакими усилиями уже никто не сможет заштопать эту дыру в человеческом племени.

Тем временем к воротам кладбища подъехали несколько всадников. Оказалось, офицеры Уфимского полка хотели попрощаться со своими погибшими товарищами, но опоздали. Они обошли свежие могилы, подолгу задерживаясь возле крестов с именами однополчан. Видно было, что среди похороненных у приехавших офицеров были ближайшие друзья, и горе их искренне и велико. Через час офицеры отправились с кладбища в полк, за ними тронулся в штаб дивизии и Орловцев. Обратная дорога навевала печаль, все хутора, все деревни были сильно разбиты немецкой и русской артиллерией. Многие дома с пустыми глазницами окон ещё дымились, но никто не пытался их тушить. Дома стояли с проломленными крышами, с выщербленными стенами, густо усеянные глубокими оспинами от осколков и пулемётных пуль. Полотно дороги и обочины были сплошь изрыты воронками от тяжёлых снарядов. По дороге тянулись обозы, боевые части практически не перемещались. На рысях проскакал казачий разъезд и свернул к видневшемуся впереди богатому фольварку. Когда через несколько минут штабс-капитан подъехал к уцелевшему фольварку, над каменным сараем уже поднимался густой дым, казаки выбрасывали в окна стулья, подушки и явно собирались вслед за сараем запалить дом. Орловцев вызвал их подхорунжего и решительно потребовал прекратить разбой. Недовольные казаки вышли из дома с огромными тюками, приторочили их к седлам и рысью отправились в свою часть. Сарай уже полыхал вовсю. Глубоко сидит в человеке страсть к разрушению и легко при первой же возможности вырывается наружу. Орловцев оставался во дворе фольварка ещё час, пока пожар не начал затихать и не стало ясно, что на старинный дом огонь уже не перекинется.