Читать «Военнопленные» онлайн - страница 3
Владимир Иосифович Бондарец
Наутро запылали вороха документов. Копоть пожаров стлалась по степи. Не стало боеприпасов. Кончилось продовольствие. Прекратилась вывозка раненых.
Окружение это назвали Харьковским. Случилось оно в конце мая 1942 года.
Над черной степью повисла однобокая луна. Степь гудела. На прорыв шло скопище людей — молча, без выстрела. Ревели моторы, скрежетали, лязгали гусеницы, гундосо вскрикивали грузовики.
Впереди и по бокам, как гигантская рыбачья сеть, колыхалась плетенка из трассирующих пуль.
Внезапно под ударами взрывов распался воздух. На огромное тело колонны обрушился огневой вал, хлестанул шквалом раскаленных осколков.
Несколько танков, шедших в голове колонны, рванулись вперед. Припадая к земле, за ними побежали люди. Шквал огня уже носился, сатанея, по клочку горящей степи. Он оглушал людей, бросал на землю, разметывал, вдавливал лица к колючки сухостойного бурьяна.
Высокими свечами заполыхали машины. Лошади рвали упряжь, уносили в ночь пылающие возы.
И только позади ночь молчала, сгустилась до плотной, как уголь, черноты.
В ту ночь из окружения вырвались только танки. Все, что могло еще двигаться, поспешно отступило в спасительную темень. На орошенном кровью куске поля остались изуродованные трупы да догорающие костры пожарищ.
С восходом солнца начинались бомбежки, и мы проклинали ровную и раскаленную степь.
Солнце жгло. Трупы раздувались. Над степью колыхалась густая дурманящая вонь. Мы с нетерпением ждали ночи, но она была коротка. Опять наступил рассвет.
И вместе с солнцем появились «юнкерсы». На этот раз мне уже не казалось, что бомбы обязательно попадут в меня. Я не успел подумать об этом. Столб огня вырос из земли совсем рядом. Поднял, крутнул и, размахнувшись, ударил обо что-то очень жесткое. Теряя сознание, я почувствовал, что проваливаюсь, лечу в беспредельное черное пространство. Потом движение прекратилось, я будто упал в воду, и в тот же миг все кончилось.
Пришел в себя на дне оврага. Я его узнал сразу, потому что он был единственным на нашей Малой земле. В овраге разместился медсанбат. В него сносили раненых, и, несмотря на то, что по краям были выложены знаки Красного Креста, немцы бомбили его чаще и упорнее, чем другие места.
Вновь надо мной ходили по кругу самолеты с черными крестами на крыльях. В ушах гудело. В груди билось настолько огромное сердце, что оно не помещалось в ней, распирало ребра. От этого тело казалось чрезмерно тяжелым, сплетенным из одних только нервов, ноющих каждый на свой лад.
Жгло солнце. Мучительно хотелось пить. Воздух стоял неподвижный, густой и липкий. Меня мутило.
Наискосок от меня по скату оврага медленно сползал раненый. Он то затихал на секунду, то, набрав силы, выл. Вой этот — однозвучный, стенящий — лез в каждую клетку мозга и тела, точно сверлил. Раненый заталкивал под гимнастерку синеватые внутренности, но они, извиваясь меж пальцев, вываливались в жидкую от крови грязь.
Собравшись с силами, я повернулся на бок. Притихшая боль хлестко ударила по ране, вызвала мелкую изнуряющую дрожь.