Читать «Во имя истины и добродетели (Сократ. Повесть-легенда)» онлайн - страница 10

Когда же верный Критон поднял больного на ноги настоем хинного дерева, пришел не менее верный Эсхин с сонным кругом кровяной колбасы и, заставив друга пожевать, сказал лукаво:

— А почему бы тебе, Сократ, не жениться? Все ведь знают, что от женского сердца одно спасение — другое женское сердце… К тому же есть у меня на примете одна прелестница, дочь Аристида Справедливого, военачальника, кто среди прочих, как ты знаешь, одержал победу в Марафонском и Саламинском сражениях. А звать эту прелестницу Миртó. После смерти Аристида она, можно сказать, осталась сиротой, и за душой у нее ничегошеньки нет, если не считать за приданое добрый нрав и пригожесть…

И Эсхин, который сам уже успел жениться, пустился в похвалы семейной жизни…

Сократ же, дав уговорить себя Эсхину, побрел за ним на рынок, где Мирто торговала молоком своей козы, единственной живности, которая осталась ей в наследство от родителей. И, шутливо побеседовав с Мирто, уверился Сократ, что она и вправду добродетельна, скромна и хороша собой. К тому же обличьем напоминала она Аспасию, только другой, крестьянской породы; и были у нее смолисто-черные волосы, стекавшие по спине и стянутые у затылка синей ленточкой, и черные озорные глаза.

И решил Сократ на ней жениться, ибо хотел быстрей забыть Аспасию, да и время подошло ему, как истинному гражданину, обзавестись семьей. Тогда пришел он в домик к престарелой тетушке, пригревшей сироту, и посватался.

Так и случилось, что в одну из теплых летних ночей подружки Мирто и друзья Сократа, держа в руках пылающие факелы, проводили молодых к Сократу в дом; и приданое Мирто, ее коза, помещена была в сарай, где жевал свою жвачку осел, подаренный Сократу накануне свадьбы щедрым Критоном.

И преодолев, как думалось Сократу, любовь свою к Аспасии, вернулся он к ваянию, которым зарабатывал на хлеб, и к размышлениям об истине обыкновенной, будней жизни, ибо видел: хоть и сам народ, с помощью Перикла правит государством, неравенство в Афинах не исчезло, одни щеголяли в дорогих тарентийских одеждах, живя среди прислужников-рабов, в богатых каменных домах, другие же хлеб насущный добывали трудом собственных рук, и добродетелей в Афинах не прибавилось, и неправедности меньше не стало: куда ни глянешь, гнездились всюду эгоизм, обман, мздоимство, властолюбие, черная зависть и распущенные нравы… И мнилось Сократу, что вызволить Афины из беды должна не божеская истина, а истина житейская, еще неведомая людям, но которая научит их разумно жить и праведно вести дела.

И не зная, что это за истина и где ее искать, поспешил Сократ к софистам, устремившимся на зов Перикла со всей Эллады, дабы просвещать умы афинян. И были среди них кеосец Продик, Эвен с Пароса, Гиппий из Элиды, сицилиец Горгий Леонтийский и самый именитый — Протагор из Абдер, кто начал дровоносцем (и придумал, говорили, наспинную подкладку для носильщиков) и слыл теперь философом по прозвищу Мудрость. И хотя не нравилось Сократу, что берут приезжие мзду за ученье, и немалую — тому же Продику платили афиняне за полное обучение 50 драхм, — не отходил он от софистов, слушая их споры в гимнасии, на агоре, на улицах, с молодыми афинянами, а также и между собой. И поначалу до того был покорен Сократ их красноречием и живостью ума, что даже взял урок — за драхму — эристики у громогласного кеосца Продика.