Читать «Внуковский лес» онлайн - страница 10
Александр Константинович Кожедуб
Нина Степановна, как мне представляется, очень точно определяла степень близости той или иной женщины к писательскому телу.
— А тебе сколько бутылок в прошлый раз Нина дала? — спросил я.
— Три.
Ну что ж, три так три. Это была красная цена моего писательского "ego" и "alter ego".
Внуковские квартирки — две комнаты и кухонька — хоромами назвать было трудно, однако мы и им были рады. К тому же в коттеджах были просторные холлы, в которых, кроме холодильников, стояли телевизоры, диваны и кресла. Писательские жены смотрели здесь фильмы, пили чай и судачили. Мне иной раз удавалось посмотреть футбол.
Моим непосредственным соседом по второму этажу был писатель Файзилов, что придавало проживанию здесь дополнительный колорит.
Я смотрел в холле матч между "Спартаком" и "Динамо". Из квартиры Файзиловых доносился стук пишущей машинки. В какой-то момент стук прекратился, и Файзилов вышел в холл.
— Кто играет? — громко спросил он, всматриваясь в экран телевизора.
— "Спартак" и "Динамо", — сказал я.
— "Спартак" — это синие? — все так же громко вопросил Файзилов.
— "Спартак" — это красные, — ответил я.
— Какой счет?
— Один — ноль.
— У вас водка есть?
— Есть, — посмотрел я на холодильник.
— По рюмочке?
— С удовольствием.
Надо сказать, Файзилов был одним из немногих писателей, кто действительно писал в Доме творчества. Я ему завидовал, но продолжал смотреть футбол, ходить в лес по грибы и даже рыбачить.
Кстати сказать, Нина Степановна оценивала Файзилова в те же три бутылки чешского пива, что и меня. Это было несправедливо.
— А она на Лубянке работала, — сказал Георгиев, когда я высказал ему свое недоумение.
— И что?
— У лубянских свой взгляд на происходящее. Они даже Сталина ни в грош не ставили.
— Не может быть!
— Точно. Поэтому он их всех и расстрелял в тридцать седьмом. Заодно с другими отцами-командирами. Эй, куда?!
Жора ломанулся в кусты за сеттером, который вечно лез не туда, куда надо.
— А у него все собаки дурковатые, — сказал поэт Константинов, который сидел на скамейке возле буфета и грыз орехи. Его во Внукове звали Старшиной.
— Почему?
— Потому что с охотничьей собакой надо на охоту ходить, а не по кустам шастать. Хуже порченой собаки только Цыбин.
Я знал, что Старшина Цыбина не любил. У того во Внукове была собственная дача, не литфондовская, и это могло вывести из себя кого угодно.
Итак, мы с женой вошли в квартиру номер десять во втором коттедже. "Вот он, дом, который тебе предстоит обустроить", — подумал я.
Алена будто подслушала мои мысли.
— В спальне сдвигаем кровати, — сказала она, — в кабинете меняем занавески, а в кухне электроплиту.
— Зачем нужно сдвигать кровати? — почесал я затылок.
— Затем, — сдвинула она бровки.
Я уже знал, что со сдвинутыми бровями жены лучше не спорить.
— Ладно, — сказал я. — Но пить кофе в холле с чужими женами я не буду.
— Не пей.
И мы стали жить во Внукове.
4
Очень скоро я узнал, что внуковские окрестности просто-таки напитаны литературой. Если в усадьбе Абрикосова сия госпожа присутствовала, скажем так, условно, то в окрестных особняках, домах и домишках она проживала вполне полноценно. Даже улицы в деревне Абабуровке, откуда вышла вся прислуга прежних и нынешних господ, назывались Литературная, Гоголя, Герцена и Ломоносова. И на одной из этих улиц располагался участок Гайдара. Я уж не знаю, сам Аркадий его купил или сын Тимур, но на участке стояли три дома, и друг другу эти дома не мешали. Классики советской литературы, пусть и детской, любили жить просторно.