Читать «Внешняя политика России эпохи Петра I» онлайн - страница 79

Владимир Сергеевич Бобылев

1716 год, который по мысли Петра, должен был стать последним годом Северной войны, не оправдал этих надежд. Вместо запланированного вторжения в южную Швецию союзники ограничились лишь демонстрацией мощи своих военно-морских сил. Ее бесплодность была настолько очевидна, что даже моральное удовлетворение, полученное Петром от командования объединенной армадой из 84 военных кораблей, не смогло подавить у него чувство раздражения по адресу алиаторов. Материально-техническая подготовка русского десанта в Сконе, возлагаемая на Данию, задерживалась. «Бог ведает, что за мучение с ними, — писал царь Ф. М. Апраксину, — самое надобное время упускают и как будто чужое дело делают». Неудача постигла русскую дипломатию и в ее попытке «присоединить» Англию к Грейфсвальдскому договору в обмен на исключительно выгодное для Лондона торговое соглашение. Безынициативность датчан и нежелание английского правительства связывать себя союзным договором с Россией, конечно же, были не случайны и обусловливались причинами глубинного порядка.

Вступая в Северную войну в союзе с Россией, правительства Дании, Ганновера, Саксонии, Польши и Пруссии помимо объединявшей их задачи значительного ослабления Швеции ставили и свои собственные цели, которые в 1716 г. были в основном достигнуты. Поэтому дальнейшее военно-политическое сотрудничество с Россией теряло свою настоятельность. Особенно ярко эта тенденция проявилась в политике Георга I.

К лету 1716 г. программа английского короля в Северной войне, отраженная в Грейфсвальдском договоре с Россией, была выполнена. С помощью русской дипломатии он присоединил к своим ганноверским владениям Бремен и Верден, ранее принадлежавшие Швеции. Поэтому военно-политический союз с Россией становился не только не нужным, но и шел в противоречие с известными стратегическими планами Англии.

Приход в Копенгаген русской эскадры, состоявшей из 20 линейных кораблей и фрегатов, позволил воочию убедиться британским кругам в военно-морской мощи России и сделать соответствующие выводы. Статс-секретарь Д. Стенхоуп заявил по этому поводу, что «если царь будет оставлен в покое три года, он будет абсолютным хозяином в этих краях». Англия решила не давать Петру этого времени. Заключение в апреле 1716 г. русско-мекленбургского политико-династического союза вызвало резкий протест со стороны Георга I и сделало неизбежным разрыв русско-английских отношений.

После утверждения России в Прибалтике в политике Петра появились новые, ранее не проявлявшиеся тенденции, суть которых заключалась в идее царя интегрировать Россию в европейскую политическую систему, используя такое традиционное для Европы того времени средство, как брачные связи. Первый династический союз был заключен Петром в 1710 г., когда его племянница Анна Ивановна стала супругой герцога курляндского. А в следующем году он женит своего сына от первого брака царевича Алексея на принцессе вольфенбюттельской — свояченице австрийского императора. Несколько позже еще одна племянница царя становится герцогиней мекленбургской. Не трудно заметить, что международная матримониальная политика Петра фокусировалась исключительно на имперских землях, что отражало его стремление получить статус члена Империи. Об этом свидетельствует и обращение царя, направленное Иосифу I в 1710 г. с просьбой положительно решить вопрос о включении Лифляндии в состав Империи. В европейских кругах считали вполне нормальным вариант обмена Мекленбурга на Лифляндию, что автоматически делало бы царя имперским князем. И вряд ли это было пристрастием к коллекционированию титулов или легковесной игрой в германскую политику. Петр Великий не страдал подобными комплексами. Врастание в Империю, по мысли царя, придало бы международному положению России стратегическую устойчивость и обеспечило бы ей постоянную поддержку и помощь со стороны Австрии и других германских государств на случай шведского реванша или турецкого нападения. Этот курс проводится строго в соответствии с европейскими матримониальными традициями и нормами международного права, в связи с чем вряд ли можно характеризовать его как захватнический.