Читать «Влас Дорошевич. Судьба фельетониста» онлайн - страница 454

Семен Владимирович Букчин

Уезжая, он оставил политические инструкции руководителям комитета. В архиве редакции «Русского слова» хранятся два документа тех дней. Первый озаглавлен «Распоряжения редакции „Русского слова“. Для сведения Ф. И. Благова, Н. Ф. Пономарева и Н. В. Калишевича». «Влас Мих., — говорится в нем, — просил указать в смысле руководства, что сейчас исключительное время фактов и сообщений <…> Не прозевывать распоряжений нового правительства и подробностей событий. Избегая всякого сочувствия или выражения сожаления по адресу членов бывшей царской фамилии и арестованных сановников <…> Статьи должны быть главным образом в смысле поддержки думского правительства <…> Не повиноваться и не кланяться в ноги Совету рабочих депутатов. Налево отнюдь не сбиваться. На очереди вопрос об Учредительном собрании».

Второй документ называется «Завет Дорошевича». По сути он с некоторыми оттенками повторяет и развивает положения первого: «Не повторять ошибок 1905 года, чтобы революционное вино не бросилось в голову <…> Передовые статьи газеты должны призывать к единению с Думой, к благоразумию, к охране порядка и организации <…> Нам нельзя становиться на дорогу „товарищей“ ни в тоне, ни в содержании, а исключительно только считаться с комитетом Государственной Думы. Если будет известно, что газета не может выйти иначе как с воззванием от c.-д., т. е. иными словами, если наборщики не будут набирать или все буквально остальные газеты без этого воззвания не выйдут, то тогда единственно, что должно сделать „Русское слово“, — напечатать это воззвание после всех данных нами заметок о событиях в Петрограде, загнавши это в конец — вот де что раздают на улицах. Иными словами сделать это с полнейшим отвращением».

Напоминая о необходимости поддержки «думского правительства», Дорошевич, хотя и был невысокого мнения об отдельных его деятелях, тем не менее не выступал с открытой критикой в их адрес. Ему не хотелось раскачивать и без того хлипкое суденышко новой власти. Очень скоро он разочаровался в Керенском и, как свидетельствует в своих воспоминаниях Д. И. Куманов, предсказал его падение: «Одно время я считал сего саратовского адвоката довольно умным и дельным человеком, а сейчас я вижу, что это дурак дураком! С ним каши не сваришь! Провалится — и поделом! Помяните мое слово!» Якобы именно за фельетон о премьере Временного правительства Дорошевич, как вспоминала Наталья Власьевна, по личному приказу Керенского был заключен «в один из казематов Петропавловской крепости, где сидели в то время министры царского правительства». Нам не удалось обнаружить этот фельетон в подшивках «Русского слова». И вообще этот факт не получил огласки, о нем нет никаких упоминаний ни у современников «короля фельетонистов», ни в тогдашней прессе. Хотя, безусловно, это была бы громкая история. К тому же Керенский, не отважившийся на арест готовивших государственный переворот большевиков, не мог отдать приказ об аресте знаменитого публициста демократических убеждений. Разыгрался бы колоссальный скандал. Вполне возможно, что тяжело больная дочь журналиста «выдала» очень краткосрочный арест отца при большевиках (подтверждаемый, кстати, Амфитеатровым) за арест при Керенском. Вот как она рассказывает об этом событии: «Это было крайне глупо. Прежде всего, журналист не мог никак идти в одно общество с царскими сановниками. Кроме того, Керенский всегда ратовал за свободу слова и печати, а тут так странно и нелепо расправился с журналистом за личную обиду. Но то были удивительные поистине времена, чреватые всяческими случайностями и курьезами. У меня сохранилась бумажка, акт врачебного осмотра Дорошевича, в которой говорится, что сидеть в тюрьме ему вредно для здоровья. У Власа Михайловича была подагра, и в сыром каземате у него заболели ноги. Как-никак, а тюремное начальство, само, видимо, не верившее в серьезность всего происходившего вокруг, на основании этой бумажки освободило Дорошевича из тюрьмы».