Читать «Влас Дорошевич. Судьба фельетониста» онлайн - страница 378

Несомненно памятуя о собственных проблемах «незаконнорожденного», Дорошевич сразу же решил дела с официальным узаконением своего отцовства. Он выделил приличную сумму на воспитание дочери и на тридцать тысяч долларов застраховал в американской компании «Нью-Йорк» свою жизнь в ее пользу. Отец и дочь встречались редко. Наташа жила в Сочи, Влас Михайлович — то в Москве, то в Петербурге, то колесил по Европе. Впервые она увидела его, когда ей было лет пять. Мать и отец (а тогда отцом она считала Сергея Ивановича Годзи, который любил ее и заботился о ней) перешли в театр Незлобина и как-то зимой взяли ее и младшего брата Сергея, сына Клавдии Васильевны и Сергея Ивановича, на зиму в Москву. И вот бонна как-то привела ее к крестной, в дом Сытиных, где она «познакомилась с высоким, полным, очень веселым человеком». Бывала Наташа и у Александры Ивановны Соколовой, которую ей поначалу было трудно называть бабушкой. Дорошевич накупал дочери массу дорогих игрушек, водил в кондитерскую, откуда они возвращались с красивыми бонбоньерками с шоколадными конфетами, катал на своей великолепной машине «Испана-Суиза». Но сближение шло трудно, тем более что жили они порознь и виделись редко.

В семье Годзи Наташе было и тепло, и трудно. Тепло шло от Сергея Ивановича и его родителей, трудно было с матерью. С предельной искренностью и как будто не утихшей за десятилетия болью она рассказывает об отношениях в семье: «Сергей Иванович был человеком добрейшей души, но страстно вспыльчивым. Кроме того, у него было больное сердце. Жизнь с Клавдией Васильевной, видимо, давалась ему не легко. Он всеми силами стремился построить эту жизнь. Ему хотелось серьезно работать в искусстве, не только из-за денег, поэтому, принеся значительные материальные жертвы, он добился перехода в серьезный театр и старался создать репертуар себе и жене. Сохранилась обширная переписка того времени. С какой любовью, с каким вниманием относился этот добрый, хороший человек к женщине, с которой связал свою жизнь, к ее детям. Он верил, что прошлое не оставило следа в ее душе, что она способна стать образцовой матерью, хорошей женой, серьезной актрисой. Он сам проходил с ней роли, ездил к портнихам, купал дома детей, — и все это было для него не трудом, а удовольствием, радостью. К сожалению, прошлое не уходит без следа. Кроме писем Сергея Ивановича, в том же сундуке лежат связки писем от других людей, перевязанные разноцветными ленточками. Быть матерью, хозяйкой, наследницей сада и дома — и только — было скучновато для Клавдии Васильевны. Когда удавалось ей на часок, на денек вырваться из дома, она встречалась со старыми своими поклонниками, заводила и новых. В Москве это проходило незаметно. Сергей Иванович с детьми уезжал в Сочи, как только начинался пост и прекращались спектакли в театрах, Клавдия Васильевна оставалась до Пасхи и была свободна. Но когда стала она скучать и развлекаться в маленьком городишке Сочи, у всех на виду, дело пошло совсем плохо. В доме появлялись то заезжий инженер, изыскатель новых дорог, то местный молодой врач вдруг оказывался обладателем большого портрета Клавдии Васильевны, который он беззастенчиво вывешивал в своей спальне, почему-то поместив под ним на ковре кинжал, револьвер. Слухи, которые шли по городу, тревожили тихих, добрых стариков, доходили и до мужа.