Читать «Влас Дорошевич. Судьба фельетониста» онлайн - страница 245
Семен Владимирович Букчин
Публикация эта подтверждала положение провинциального обозревателя, которое поначалу было отведено Дорошевичу. В объявлении о подписке ясно указано, кто играет в газете первую скрипку — «при ближайшем участии А. В. Амфитеатрова (Old Gentleman)». Спустя десятилетие с лишним, когда Сытин задумает пригласить на редакторский пост в «Русском слове» Амфитеатрова, тот ответит ему из Италии: «А где взять людей, способных взбадривать эту розницу, должную конкурировать с Сувориным, Проппером и Худековым? „Россия“ смогла, потому что со мною к ней перешла значительная доля моих читателей, привыкших ко мне в „Новом времени“. Да и то я на себя одного не положился, а „выдумал“, как выражался старик Суворин, то есть выписал из Одессы Дорошевича, и жарили мы с ним публику в два кнута, так что каждый номер заставлял о себе говорить и заслонял старые газеты».
Но эта равновесная ситуация («в два кнута») установилась не сразу. Вполне возможно, что первоначальное положение Дорошевича как провинциального (юг России) обозревателя было связано и с тем, что у него были определенные колебания по поводу окончательного перехода в «Россию» из «Одесского листка», с которым его связывал твердый и выгодный контракт. Вероятно, ему хотелось и определенных материальных гарантий, которые, скорее всего, спустя полтора месяца после начала выхода «России» были даны. Уже в июне редакция не только объявила о том, что «в непродолжительном времени» начнется публикация его сахалинских очерков, но и была анонсирована его фирменная рубрика «За день» как «злободневные наброски В. М. Дорошевича». Переезд в Петербург состоялся во второй половине мая 1899 года. В это же время закончилась и служба в театре Соловцова (Киев — Одесса) у Клавдии Кручининой. Новое место она нашла в фарсовом театре Омона в Москве. Все-таки поближе к Петербургу, в который Клавдия Васильевна переберется в следующем году, когда станет актрисой Панаевского театра. Тогда супруги на короткий период воссоединятся.
Дорошевичу предстояло вживание в совершенно новую для него редакционную компанию. Было ли нечто более конкретное, помимо неприятия «нововременства» и предпочтения либеральных ценностей, объединявшее сотрудников новой газеты? В 1907 году, припоминая атмосферу, царившую в редакции, он писал: «Мы живем в счастливое время, как те, кто работал в литературе перед освобождением от крепостного права! — говорили в редакции той „России“. — Цель близка, видна, ясна. Враг ясен. Как тогда. Тогда это было крепостное право. Теперь — бюрократия. В то время борьба „против крепостной зависимости от бюрократии“ считалась „достаточной целью“». Не случаен акцент — «та „Россия“», это напоминание читателю, чтобы не путал по воле властей прекратившую пять лет назад свое существование «вызывающе» либеральную газету, сотрудничеством в которой он, несомненно, гордился, с возникшим позже одноименным официальным изданием консервативно-шовинистического направления. Последнее вызывало возмущение и Амфитеатрова, назвавшего начавшую выходить в 1905 году столыпинскую газету «самой гнусной рептилией русского журнального мира», «реакционной самозванкой», укравшей «у бедной покойной „России“ все внешнее: формат, тип шрифта и заголовка…» Что же касается иронического отношения Дорошевича к «достаточной цели», то понятно, что в 1907 году она была иной, нежели в 1899-м: борьбу с бюрократией потеснило стремление к конституции. Вместе с тем он считал, что и в тяжелых цензурных условиях 90-х годов «фельетон не только зубоскалил. Легко, общедоступно, популярно, занимательно касаясь того, другого, третьего в общественной жизни, он все же прививал вкус к общественным делам <…> заставлял интересоваться общественными делами таких людей, которым не под силу были тяжелые передовицы. Фельетон работал не вглубь, а вширь».