Читать «Влас Дорошевич. Судьба фельетониста» онлайн - страница 191
Семен Владимирович Букчин
Каторга — Мекка для Чехова. После его смерти Дорошевич скажет, что как русский писатель он «выполнял одну из самых святых миссий, какую взяла на себя русская литература», которая «всегда была покровительницей русской каторги, ее защитницей, предстательницей и ходатайницей». Трудно сомневаться в том, что человек, написавший эти слова в 1905 году, имел другой взгляд на отношение русской литературы к каторге за восемь лет до того, собираясь на «каторжный остров».
Известно, как тщательно готовился к сахалинской поездке Чехов: изучал специальную литературу, делал выписки. Мы не располагаем информацией о том, как шла подготовка у Дорошевича. Но, конечно же, она была. В упоминавшемся отчете о проводах журналиста, опубликованном в «Одесском листке», отмечалось, что он взял «с собою ручной фотографический аппарат и специально для путешествия выучился фотографическому искусству». Из этого можно заключить, что фотографии, опубликованные в его книге «Сахалин», сделаны самим автором. Вообще уже в ту пору Дорошевич производил впечатление достойного представителя прессы. Газета «Владивосток», сообщая о его приезде на Дальний Восток, сочла необходимым подчеркнуть: «Он представляет из себя тип корректного, воспитанного и образованного профессионального журналиста. В. Дорошевич <…> изъясняется на всех европейских языках». Если под «всеми европейскими языками» газета подразумевала английский, французский и немецкий, то здесь она права, особенно относительно двух первых. Знание языков, прежде всего английского, было важным еще и потому, что после посещения Сахалина планировалась поездка по Америке.
Как и Чехов, Дорошевич перед поездкой обратился за разрешением осмотреть каторжные тюрьмы на Сахалине в Главное тюремное управление, входившее в состав Министерства юстиции. Чехову была обещана поддержка самого начальника управления М. Н. Галкина-Врасского, но письменного разрешения он не получил. Уже на острове главный сахалинский начальник, генерал В. О. Кононович, выдал писателю удостоверение, разрешавшее «собирание разных сведений <…> об устройстве на острове Сахалине каторги».
У Дорошевича все складывалось значительно сложнее. История о том, как ему удалось побывать на Сахалине, это своего рода детективная драма со счастливым исходом. Сюжет настолько занимательный, что послужил основой отдельного очерка, так и названного — «Как я попал на Сахалин». На письменное обращение журналиста «Главное тюремное управление отвечало отказом <…> по всем пунктам» со ссылкой, что пребывание на острове «зависит от усмотрения местных властей», а «посещение тюрем разрешается только с научною или благотворительною целью». Одновременно, если бы он «вздумал поехать на том пароходе, на котором перевозят каторжников», его предупреждали, что «какое бы то ни было общение с арестантами строжайше воспрещено и ни в каком случае допущено не будет». Подавая 9 января 1897 года прошение в Главное тюремное управление, Дорошевич естественно подчеркивал прежде всего свое «стремление изучить постепенный процесс превращения осужденного преступника в мирного поселенца, колониста и труженика», а также желание «правдиво описать Сахалин, о котором в обществе имеются неясные и часто ложные представления». Конечно же, «такое согласное с правдой описание должно разрушить массу ложных легенд, которые связаны с представлением о каторге, и показать в истинном свете гуманные меры, предпринимаемые законом по превращению преступного члена общества в полезного труженика». Более того, давались заверения в том, что эта литературная работа «будет содержать в себе не критику или обсуждение порядков и мероприятий, а исключительно описание типов, нравов, занятий ссыльных и их постепенное исправление».