Читать «Влас Дорошевич. Судьба фельетониста» онлайн - страница 169

Отличая в мире прессы «овец от козлищ», Дорошевич иной раз во имя «профессиональной солидарности» мог и поступиться принципами. Когда умер М. П. Озмидов, редактор-издатель «Новороссийского телеграфа», газеты с очевидным погромно-ксенофобским оттенком, мягко говоря недолюбливавшей Дорошевича, последний, по словам А. Кауфмана, «немало постаравшийся для умаления доверия к печатному слову своими полемическими выпадами», неожиданно выступил с этюдом «в защиту полемики», «горячей, страстной защиты того, что каждый считает истиной», призвал сражаться «за свое понятие об истине, биться насмерть».

«По нашим трупам общество дойдет, быть может, до истины, до блага.

Эта надежда, эта уверенность — единственная награда журналисту за жизнь, которую он отдает своему делу».

А двумя годами ранее он писал по поводу юбилея писательницы и критика Зинаиды Озмидовой, жены редактора «Новороссийского телеграфа», выступавшей под псевдонимом Зео: «Чуждый пришелец в одесской печати, я с особым удовольствием приветствую тех, кто трудится здесь уже давно, кто создал силу, влияние одесской прессы, ее первенствующее положение среди русской провинциальной печати».

Но когда местный литератор С. П. Кубеницкий, выпустивший под псевдонимом Скиф книжечку «Беседы в минуты вдохновения» (Одесса, 1896), попытался с помощью неуклюжих комплиментов направить «в нужное русло» «действительное недюжинное дарование» пользующегося «большим успехом» «архиостроумца», который «мог бы возвыситься до гоголевского юмора, если бы не злоупотреблял своим талантом», он получил жестокий отпор. Дорошевич пишет, что, «читая такие вещи», «мог бы дойти до горделивого помешательства, если бы эти похвалы не принадлежали „Скифу“». Скифы же, «как писал о них летописец, были „нравом дики, умом скудны и невежественны“. Соответственно, и „Скиф“, „появившийся в голых и бесплодных степях одесского „сочинительства“, не составляет исключения. Он тоже дик и умом в достаточной степени скуден“. А все его комплименты расточаются „только для того чтобы доказать“, что Дорошевич „очень плохой журналист“. Но „нужно быть, действительно, „диким, умом скудным“ Скифом, чтобы, желая доказать бездарность человека, сравнивать его — excuser du peu! — с Гоголем!“ Впрочем, „с дикими людьми“, да еще „скудными умом“, это бывает, они подчас плохо сознают „значение слов“: хотят сказать одно, а скажут другое».

И, конечно же, давняя тема — ранняя и нищая смерть собратьев по профессии — продолжала волновать его. Когда в психиатрической клинике умер журналист «Одесского листка» В. С. Коханский, которого «привели в сумасшедший дом переутомление, та нечеловеческая затрата нервов, которой требует наша профессия», Влас обратился к читателям с просьбой оказать помощь его семье. Он выбрал самые простые слова и откровенно признался, что если читателям показалось на этот раз, что «он далеко не всегда на высоте своей задачи», то тут ничего не поделаешь, поскольку «писать — это дело ума. А когда приходится писать сердцем, да еще слезы подступают к горлу, тогда уж какое писанье! Самое последнее дело». Читатели откликнулись, была собрана солидная сумма (почти 12 тысяч рублей) для осиротевших детей Коханского. Дорошевич видит в этом добрую примету времени, поскольку еще десять лет назад у него «не хватило бы смелости писать о признании общественных заслуг скромного газетного труженика». Он радуется выросшей «в глазах общества» роли печати и одновременно надеется, что поскольку у него «нет семьи», то ему «лично незачем будет обращаться к помощи общества».