Читать «Влас Дорошевич. Судьба фельетониста» онлайн - страница 133

Эти господа пользуются совсем незаслуженной славой самых скверных драматических писателей в мире.

Их пора развенчать. Самый скверный водевиль в мире написан г. Карелиным и называется „Перед камином“.

Уж лучше бы он был „в камине“».

Впервые Влас высказывает свое отношение к «ученой» театральной критике: «Публика первых представлений. Ох, уж эта публика!

Она вся сплошь состоит из критикашек.

Критикашек по профессии и критикашек-охотников.

Нет обычного зрителя. Есть зритель, находящийся при „исполнении обязанностей“. <…>

Он пришел сюда не только для того, чтобы слушать и смотреть, — но и для того, чтобы выносить приговор <…>

И непременно критикует. Хвалить автора или пьесу — почти моветон.

Ругать — почти noblesse oblige».

Работавший тогда рядом с Дорошевичем в «Новостях дня» будущий известный театральный критик Александр Кугель надолго запомнил эти обидные и, как ему вероятно показалось, нацеленные и в его адрес высказывания. Выпуская вскоре после смерти Дорошевича сборник его театральных очерков, он писал во вступительной заметке: «Блестящий, остроумный, крайне любезный, с нескрываемым презрением относящийся к педантам и „специалистам“ театральной критики, которые, на его взгляд, существуют лишь затем, чтобы своим ученым видом знатоков и придирками отравлять радость праздника. Он советует „никогда не читать того, что пишут в газетах критикашки“. Разумеется, многие „критикашки“ — малограмотные, тупоумные, а бывает, что и недобросовестные пачкуны и бумагомараки. Но не в этом одном дело, а в том, что самое назначение „критиканства“ — обесценить радостное обладание театром. А это ни к чему. Это вредно, как лекция астронома на фоне ярко ликующего дня, среди изумрудной зелени, под бирюзовым небом, навевающим блаженные мечты».

Конечно же, Дорошевичу в высшей степени было присуще то, что Кугель удачно охарактеризовал как «радостное обладание театром». Не случайно в очерке о музыкальном критике С. Н. Кругликове он как одно из достоинств этого «Петрония оперного партера» отметит отсутствие беспристрастности, ибо только «евнухи беспристрастно проходят среди красавиц гарема». Именно поэтому Дорошевич мог «с обезоруживающим бесстыдством» рассказать «о своей восторженной оде в честь какой-то красавицы-итальянки, выступавшей в опере „Сельская честь“ и не умевшей совершенно петь». Да, Влас мог поступить и как своеобразный гурман в искусстве. Но вместе с тем, конечно же, была, складывалась у него своя эстетика. Впрочем, об этом речь впереди. Что же до оценок, то он прекрасно знал, чего стоят и похвалы, и ругань в том же литературно-газетном мире, и в одном из фельетонов установил даже определенную таксу: