Читать «Владимир Савченко. Избранные произведения. Том 3» онлайн - страница 14
Владимир Савченко
– Разрушать проще, чем созидать, куда проще! – говорит он Нимайеру; у того мрачно освещенное снизу лицо на фоне тьмы. – Один безумец может натворить столько бед, что и миллионы умников не поправят.
Над ними тусклые звезды в пыльном небе. Новые звезды? Нет, те ярче, обильнее. А есть и совсем не такие, немерцающие, сверкают всеми красками в пустоте.
…И мордочка Мими с умильно вытянутыми, просящими губами освещена закатом – не тем, багровым, пустынным. А какой тот? И какие звезды – те?
…И у дикарей, которые настигали его, были морды Мими – только искажены яростью, азартом погони.
– Ксена, вниз! – кричит он, работая крыльями. – Они напали на. нас! Сообщи на спутник связи, на корабль…
И с непонятной беспечностью отзывается в шлеме ее голос:
– Хорошо, Дан! Хорошо, милый! Здесь так славно… «Выше, Дан! Выше, млекопитающее! – издеваются в мозгу бесцветные мысли. – К самым звездам. Вы ведь так стремитесь к звездам. С высоты удобней падать. И не волнуйся за свою сумочку, с ней все будет хорошо“.
Мимолетное сознание просчета: не вверх надо было вырываться, повинуясь инстинкту, а вниз, к почве. Но мускулы уже подчинились чужой воле; да не чужой, он убежден теперь – вверх надо!.. Остров стоянки виден малым светлым пятнышком, Ксена, кружащая внизу, – многоцветная бабочка в лучах заката…
Но почему – Дан? Он Берн, Альфред Берн, профессор биологии, действительный член академии, и прочая, и прочая… Почему так душно? Кто водит его руками?
«Вот и все, млекопитающее, – понимает он, как непреложную истину, чужие мысли. – Тебе осталось жить пятнадцать секунд“. Руки будто набиты ватой, крылья увлекают, заламывают их назад. Море, острова, радуги заката, фиолетовое небо в белых полосах облаков – все закручивается в ускоряющемся вихре.
– Ксена! Я падаю. Передай всем, что меня… ох! – Страшная боль парализовала челюсть и язык.
Барахтанье крыльев, рук, ног неотвратимо и точно несет его на «нож–скалу“ на их острове, она и освещена так, будто кровь уже пролилась: одна сторона девственно белая, а другая красная. Живая скала…
И последнее: беспечный голос Ксены:
– Ничего, Дан, ничего, мой милый! Я ведь люблю тебя! И горькая, вытеснившая страх смерти обида: Ксена, как же так? Как ты могла?..
Острый край скалы: красное с белым. Удар. Режущая и рвущая тело боль заполняет сознание. «Ыуа!“ Дикарь заносит дубину. Зловоние изо рта, пена на губах. Удар.
Вспышка памяти: он стоит высоко–высоко над морем, держит за руки женщину.
Ветер лихо расправляется с ее пепельными волосами, забивает пряди в рот, мешает сказать нежное. Они смеются – и в синих глубоких–глубоких глазах женщины счастье… Где это было? С кем?
Удар! Все кружится, смешивается. Самой последней искрой сознания он понимает, что это его голова в гермошлеме легко, как мяч, скачет и кувыркается по камням.