Читать «Вице-император (Лорис-Меликов)» онлайн - страница 64

Недавно прочитанный Альфиери еще владел сознанием Лорис-Меликова, и он часто ловил себя на том, что в мыслях его поэт и воин смещены этой единой для обоих жаждой свободы. Только понимают они ее по-разному. Первобытная, дикарская вольность Хаджи-Мурата, не желающего считаться ни с какой действительностью, загнала его в двойной плен. Свобода поэта – осознанная, но от сознания до обретения предстоит долгий путь повседневного труда и мучительной правды самому себе о самом себе. Зато эта свобода не знает плена. Такого пути для себя Лорис-Меликов побаивался, но в ту зиму, оказавшись между двумя этими могучими личностями в момент духовного пробуждения, он вставал на трудный путь Альфиери. Но его-то, Лорисова, дорога – длиннее и, пожалуй, поизвилистее.

Что ни говори, а самое профессия гвардейского ротмистра, офицера по особым поручениям при наместнике, соединяющая в себе военного и чиновника, меньше всего предполагает именно свободу. Субординация и жесточайшая дисциплина – вот ее столпы. Впрочем, Витторио именно дисциплиной и достиг свободы. Но он не подчинялся чужой воле, а тут ведь и капризы Михаила Семеновича исполнять приходится – пустые, старческие, эгоистические. Читать ему в отсутствие Дондукова-Корсакова газеты, развлекать пустыми разговорами. А то сам Михаил Семенович не исполнял чужих капризов! Его-то молодость еще не в таком рабстве прошла! А здесь, на Кавказе, светлейший князь – наместник царя в самом полном смысле этого слова, и даже больше: не Воронцов считается с Петербургом, а Петербург с Воронцовым.

В двадцать семь лет искать свободу поздновато, конечно, во всяком случае уже не время ломать судьбу. Он вполне освоился со службой своею, в иных вопросах ему нет равных в Тифлисе. Значит, надо делать карьеру, но не растворяться в ней до потери достоинства – вот что сделало Воронцова Воронцовым, а Чернышев хоть и достиг подлостью государственных высот и управляет самым важным – Военным министерством, и тоже с недавних пор светлейший князь, а как был, так и остался холуем, презираемым на Кавказе даже корнетами. В Петербурге и Красном Селе, правда, различий между ними не замечали, там – прав Альфиери! – большая лакейская, но из Тифлиса, где война – повседневные будни, а не царская потеха на плацу, все как-то виднее.

На восьмой день после въезда Хаджи-Мурата в Тифлис решено было уступить его просьбам и отправить в крепость Грозную. Собрали конвой из тридцати казаков – людей бывалых и решительных – и под командой Лорис-Меликова двинулись в путь. Молва опережал а эскорт, и, пока ехали по Грузии, надо было защищать Хаджи-Мурата от обиженных его набегами и грабежами картвелов и хевсурцев, а в Чечне сдерживать напор жаждущих прикоснуться к бурке народного героя.