Читать «Взгляд сквозь время» онлайн - страница 198

— А провожать-то хоть придешь?

— Конечно, Верочка! О чем ты говоришь?

Прошло еще какое-то время. Она позвала меня снова. На столе лежала целая горка из конфет, яблок, даже апельсинов, я была голодная, а тогда это были огромные богатства. Няня сказала, что это мне от мамы. Она так пристально на меня смотрела, подошла и погладила по голове.

— Возьми, Верочка, — сказала она.

— Мне ничего от нее не надо, — ответила я резко, и не притронулась ни к одной конфетке.

— Пожалуйста, возьми хоть что-то, — с мольбой, заглядывая мне в глаза, сказала мне няня.

Но я была непреклонна.

— Раз я сказала, что не возьму, значит, не возьму. Я своих решений не меняю, — ответила я ей в своей манере.

Сейчас я уверенна, что это няня мне те фрукты с конфетами купила, потому что я спрашивала у братьев про то, что приносила ли им в детдом мама что-нибудь, и они сказали, что ничего не приносила. Да и не похоже это на нее.

А провожать меня няня не пришла. Я за это на нее в большой обиде долго была. Это я сейчас понимаю, что правильно она сделала».

— Ну, конечно, мама, ты и няня, которая тебе заменила мать, расплакались бы, — заметила я.

— Что ты! Какие слезы, я сроду не плакала. Нет, просто вызывать ревность родной матери зачем? — опровергла мама мою догадку.

Маме было шесть лет, а она бы не плакала? Я не могу этого понять.

Мама продолжала рассказывать:

«До сих пор не пойму, зачем мать меня взяла из детдома, и ведь еще на чужую фамилию с отчеством записала. Конечно, Витькин отец (биологический отец брата моей мамы — прим. автора) — летчик-герой, он погиб, ей нужно было пособие получать, квартиру вернуть… «Лупила» она меня страшно. Сдала в интернат, и «лупила». Мальчишки дома жили, а меня девочку забрала из детдома и в интернат сдала. Зачем из детдома-то забирала? Потом заберет меня из интерната на выходные и «лупит», пока руки не устанут. А я упертая, зубы стисну и молчу. Мать злится, орет, что «я тебя переломлю». Брат меня за молчанку Зойкой Космодемьянской звал. До сих пор не пойму, за что она меня так «лупила». Когда я стала постарше, причешусь там или подкрашусь, так мать налетит, как коршун, все взъерошит.

Говорит мне:

— Нечего прихорашиваться, и так хороша.

Я еще совсем маленькая от нее уже раза три или четыре убегала.

Помню, как она меня заперла, а я встала на подоконник, смотрю, идет какой-то мужик, и ору ему:

— Дяденька, снимите меня.

А дяденька:

— Ты что, девочка? Там же высоко, выйди по-нормальному.

А я говорю:

— Снимай или выпрыгну!

Мужик видит, что у меня глаза бешеные, я же сказала сделаю — значит, сделаю, и он снял, а я и рванула. Я вообще ни детства, ни юности не помню, не было их. Какое там детство?! Мать же меня еще в смерти брата обвиняла. Я ж из двойни.

Мать мне так всегда и говорила:

— Сучка упертая, ты ж еще в утробе брата своего удавила.

Я же первая родилась три кило с чем-то весом. Нормальный же ребенок по весу, врачи ей укол и сделали — матка сократилась. А у бабки второй ребенок пошел весом около двух с небольшим килограммов. Это мальчик был. Его так маткой и удушило. Так я всю жизнь у матери виновата, что брата в утробе обожрала. Ну, был у меня грех, могла я пачку майонеза выпить или, знаешь, гематоген жидкий был тогда, он у бабки под кроватью стоял. Так вот я залезу да пару ложек стащу, сладенький ведь. Или карманы хлебом набью, а вечером, когда ляжем спать, я и лежу, балдею и хлеб потихоньку сосу. Поэтому я его так и люблю.