Читать «Взгляд сквозь время» онлайн - страница 172

— Мама! Там дядя! Там дядя!

Мамы на месте не оказалось, она играла в волейбол. Я захлебывалась и кричала. Потом я помню смутно, как мы собрались домой, но пока шли, мама кричала на меня, что я сама виновата, и сама этого хотела. Дома меня еще раз буквально допросили и осмотрели. Слава богу, я только испугалась. Потом мама водила меня в милицию, где мне пришлось повторять рассказ еще несколько раз со всеми неприятными подробностями. Я просила маму саму все рассказать милиционерам, так как не могла добавить никаких подробностей. Но она не видела напавшего, так как играла в волейбол и рассказывать приходилось мне. Я чувствовала себя ужасно виноватой за произошедшее со мной. Наверное, года с два после этого мне снились дикие кошмары по ночам, во сне меня душили и мучили. Мама со мной на эту тему почему-то не разговаривала. И я варилась в собственном соку.

Я понимаю, что мама была молода, ей хотелось общаться и отдыхать, заводить новые знакомства и встретить новую любовь, да и просто жить, но для нас, детей, это имело не самые хорошие последствия.

Семейные праздники

Из семейных праздников я помню только одну нашу поездку в парк аттракционов, где мы провели весь день. С нами ездила моя крестная и ее сын, и она подарила мне красные босоножки. Больше я почему-то не помню ни одного подарка и дня рождения, таких праздников, чтобы с друзьями или семейными посиделками. Как в садике вокруг меня водили хоровод — помню, а еще помню, что происходило все не в день рождения, а осенью, когда поздравляли всех летних детей, так как летом я находилась в детском «санатории». Уже совсем во взрослом возрасте, около тринадцати-четырнадцати лет, мы стали сами покупать себе на день рождения торт.

Новый год мы тоже не праздновали. Мама очень рано объяснила нам отсутствие Деда Мороза… и в новогоднюю ночь укладывала нас спать. Ни подарков под елкой, ничего. Сама она при этом могла уехать в гости. Опять же лет в тринадцать, я помню, как к нам в гости зашла с поздравлениями моя подружка из соседнего подъезда, а мы спим. Её удивлению не было предела.

А я повторяла мамины слова:

— Да какой это праздник… обжираловка, и все.

А самой так хотелось этого праздника и этой «обжираловки»!

Мама и работа

Мою маму, по ее собственному мнению, постоянно недооценивали на всех ее работах. Она никогда не была такая, как все. Она открыто высказывалась против советского режима, отказывалась выходить на субботники и задерживаться на собраниях, так как она одна растила двух дочерей, двух тяжелобольных дочерей. И за демонстративность этих действий ее лишали премий.

— Ничего, девчонки! Вон как тяжело было мне с вами одной, когда вы совсем маленькие были. На одно пособие жили, тридцать рублей на троих. Я вас покормлю, а сама пустой чай с куском хлеба гоняю. У меня дистрофия началась. Сорок два килограмма при моем-то росте и в двадцать четыре года. И ничего, выжили! И сейчас выживем. Семьдесят рублей — это не тридцать, — гордо говорила она нам.

Мы жалели маму и соглашались с ней, и вместо того, чтобы ходить в платную музыкальную школу в своем районе, мы ездили в бесплатную по полтора часа в каждую сторону.