Читать «Вешний вечер» онлайн - страница 2

– А что такое млекопитающиеся? – спрашивает он через минуту повара с серьезным лицом.

– Млекопитающиеся это те, которые на молоке воспитываются, – отвечает тот деловито.

– И человек, стало быть, млекопитающийся?

– И человек. Да.

– Каждый? И это уж так от Бога? По заповедям?

– Разумеется.

– А мужик, у которого коровы нет и отродясь не было? И который ежели на одной соске прокислой из оржаного хлеба воспитан? Какое же это тогда млекопитающееся, а? А ведь тогда тут нарушение произволения Бога! Лицо кучера внезапно делается суровым и строгим, будто его обдувает совсем иным ветром.

– Такой человек, – говорит он затем после продолжительной паузы и со сосредоточенным выражением, – такой человек уже не млекопитающееся. А произведение природы. Как таракан, блоха, вошь, лягушка и крыса! Понял? Понял ты меня, Пантелей Егорыч! – восклицает он возбужденно, и его лицо делается уже совсем зловещим.

– Ботаника этого не предусматривает, – сконфуженно роняет повар, почти шепотом. – Ботаника ведет свою линию, а к тебе в хлев, извините пожалуйста, она не заглядывает. К чему ей: есть у тебя корова, или нет? – Повар разводит руками, но лицо его, по-прежнему, сконфужено.

– То-то твоя ботаника не заглядывает куда нужно! – снова сердито восклицает кучер, шевеля бородою.

– Ботаника знает свое меню…

– И из этого выходит, что человек, понимаешь ли, крещеная душа, – восклицает, совсем не слушая его, кучер, – крещеная душа, – выдыхает он всею грудью, – приравнен к какому такому сословию? К блохе! К лягушке! К крысе! Зачем же тогда его крестили, «елицы во Христа крестистися», к чему, ежели он уж не человек, не млекопитающееся по произволению Бога, а пустое произведение природы? Как таракан!

– Ботанике нет до этого дела. Ботаника как скалка. Она знает свое дело: «катать». А какое тесто катать – ей наплевать!

– И из этого выходит, – сердито вырывается из груди кучера, который уже давно не слушает своего собеседника, – и из этого выходит, японец, легкомысленное и некрещеное вещество, маловесное и ветреное, бьет кого? Ты думаешь человека? Настоящего русского человека? Нет, произведение природы! Неестественную пустоту!

– Это почти что так, – вздыхает и повар уныло.

Кучер между тем продолжает все тем же зловещим тоном.

– И потом полное потопление всех флагов при этой… – Цусиме, – роняет повар шепотом.

– Да-а, – возбужденно и злобно цедит сквозь зубы кучер.

– Кто виновен всему? Мы, например, я, ты, пятый, десятый, или же энти? Отчитайся, если так! Всенародно, как? Что? Почему? К чему же драться? Стрельбой и холодной нагайкой? Отчитайся! Приказчик, который, например, и тебе же в шапку, драться не смеет никакого права! Ни гражданского, ни уголовного! Повинись и отчитайся! Так и так!

– Это почти что так, – снова вздыхает повар уныло.

– А теперь что-то будет? Ай-ай! – вдруг роняет он как чуть слышный шелест.

– А теперь, – продолжает он тем же шелестом, – ежели прочитаешь газеты, ту или эту, голова идет кругом. Одно по всему центру очевидно: на новые линии Россию всею потянуло, – а куда? Един Господь сообразит. Старое под крестом, а новое во чреве. Россия теперь на бабу походит, которая рожать собирается. То на зеленый лук ее бросит, то на тюрю, то на кислое молоко. А куда материковая струя идет, – как угадать? Ай-ай-ай! – снова шепотом восклицает повар и роняет, как вздох: