Читать «Вечерние беседы на острове» онлайн - страница 61

Роберт Льюис Стивенсон

— Если вы обманываете, я думаю, Бог поразит вас смертью, — сказал старик.

— Поразит, поразит, будьте уверены! — воскликнула Кокуа. — Я не могу обмануть, Бог не потерпит этого!

— Давайте мне четыре сантима и ждите меня здесь, — сказал старик.

Когда Кокуа осталась одна на улице, сердце ее замерло. Ветер ревел между деревьями и казался ей шумом адского пламени. Тени толпились при свете уличных фонарей и казались ей хватающими руками дьяволов. Если бы у нее хватило силы, она убежала бы; если бы хватило голоса, закричала бы, но она не могла сделать ни того ни другого и стояла в аллее, дрожа как испуганный ребенок.

Потом она увидела старика, возвращавшегося с бутылкой в руках.

— Я исполнил вашу просьбу, — сказал он. — Мужа вашего я оставил плачущим, как дитя. Сегодня он будет сладко спать.

Он подал ей бутылку.

— Прежде чем отдадите ее мне, — вздохнула Кокуа, — воспользуйтесь ею и потребуйте, чтобы она избавила вас от кашля.

— Я уже старик и слишком близок к могиле, чтобы пользоваться милостью дьявола, — возразил тот. — Что это значит? Почему вы не берете бутылки? Вы колеблетесь?

— Не колеблюсь, но чувствую слабость. Подождите минутку. Рука не слушается, тело отстраняется от проклятой вещи, — сказала Кокуа. — Одну минуточку только!

Старик ласково посмотрел на Кокуа.

— Бедное дитя! — сказал он. — Вы боитесь. Вы предчувствуете несчастие… Ну, пусть бутылка останется у меня. Я уже старик и на этом свете счастлив быть не могу, а относительно будущего…

— Дайте ее мне! — перебила, задыхаясь, Кокуа. — Вот деньги. Неужели вы считаете меня такою низкою? Дайте бутылку!

— Да благословит вас Бог, дитя! — сказал старик.

Кокуа спрятала бутылку под холоку, простилась со стариком и пошла по аллее, куда глаза глядят. Для нее теперь все дороги были равны: все вели в ад. Иногда она шла тихо, иногда бежала, то громко вскрикивала, то ложилась у дороги и плакала. Ей припомнилось все, что она слышала об аде, и она чуяла дым, видела, как морщилось на углях ее тело.

Под утро она пришла в себя и вернулась домой. Старик сказал правду: Кив спал как ребенок. Кокуа стояла и смотрела на него.

— Теперь, муженек, твой черед спать, — сказала она, — твой черед будет смеяться и петь, когда проснешься. А бедная Кокуа… увы, не будет больше ни спать, ни петь, ни наслаждаться ни на земле, ни в раю!

Она легла рядом с ним на кровать, и горе ее было так сильно, что она моментально впала в глубокий сон.

Поздно утром муж разбудил ее и сообщил приятную новость. Он словно поглупел от восторга, так как не обратил внимания на ее скорбь, как ни плохо она скрывала ее. Слова застревали у нее в горле; все равно, Кив говорил за нее. Она не съела ни кусочка, но кто заметил это? Кив очистил все блюдо. Кокуа смотрела и слушала его как во сне. По временам она забывалась и проводила рукою по лбу. Ей казалось чудовищным сознавать себя обреченною на гибель и слышать болтовню мужа. Кив все время ел, разговаривал, назначил время возвращения, благодарил ее за спасение, ласкал, называл своей верной помощницей и посмеивался над стариком, который был так глуп, что купил бутылку.