Читать «Весенняя река. В поисках молодости» онлайн - страница 40
Антанас Венцлова
В школе теперь был другой порядок. Учитель в местечко приехал новый, помоложе, учеников он не бил и за уши не драл. По рассказам Юозаса выходило, что жизнь в школе совсем сносная. Новый учитель учил детей не только по-русски, но и по-литовски. Мне понравилась Юозасова книга для чтения с множеством картинок и замечательных стихотворений. Сам Юозас, положив на стол раскрытую книгу, гордо ходил по избе и твердил стихи наизусть:
Две лошадки в день холодный
Сена воз везли огромный.
Говорит лошадка: — Плохо!
Лучше свалим воз в болото! —
Проку все же было мало:
Сено тяжелее стало.
Да пока его сушили,
Двух лошадок не кормили.
Время от времени остановится, поднимет палец (наверное, так делал учитель) и затем, показывая почему-то на меня, громко заканчивает:
Кто не трудится, кто лодырь,
Тот пускай сидит голодный!
Как будто я и есть этот лодырь! Но вообще-то стихи были замечательные. Закрыв глаза, я так и видел лошадей и воз сена. Интересно — лошадь говорила. Но это бывает во всех сказках — животные и звери разговаривают. А пословица в конце звучала так хорошо и верно, что даже отец иногда, сидя за столом или что-нибудь мастеря, бывало, поднимет вдруг голову, посмотрит на нас и скажет:
Кто не трудится, кто лодырь,
Тот пускай сидит голодный!
И нам бывало стыдно, если чего не сделали вовремя…
…Юозас ходил в школу. Мне тоже не терпелось туда попасть. Но отец отвечал, что я еще мал. Мама говорила, что мне не в чем в школу пойти. К счастью, в это время у нас объявился бродячий портной, он сшил мне из пестряди, что соткала мама, штанишки и пиджачок, подогнал прошлогоднюю шапку Юозаса, а папа смастерил новые клумпы. Вот я и всамделишный студент, или, как говорила тетя, «худент», — она называла так учеников потому, что те от науки тощают.
Накануне отъезда в Любавас я всю ночь проворочался с боку на бок. То и дело просыпался и все донимал маму, не светает ли. Я боялся, как бы отец не уехал в город один. Но вот наконец рассвело, все встали, мы не торопясь позавтракали, я обрядился в новую свою одежку. Сестры удивленно уставились на меня.
— Вот щеголь, — сказала Кастанция.
Тетушка, садясь за прялку, недовольно пробурчала:
— Наряжайте, наряжайте, еще возгордится… лучше б о спасении души подумали…
В местечке был базарный день, и по всем дорогам в Любавас тянулись пешие и конные. Я чинно сидел рядом с отцом. Все не выходило из головы: что-то будет там, в школе? Какой учитель? Какие дети? Вдруг они все там страшно ученые, все насквозь знают?.. Эх, чему быть, того не миновать…
Телегу отец поставил на рынке рядом с другими, бросил лошадям охапку клевера. Сперва он повел меня к Калинаускасам. Дома мы нашли только Калинаускене — морщинистую, сгорбленную старушку. Она зашепелявила своим беззубым ртом, ласково приговаривая:
— Это меньшой ваш? Знаю, знаю, Юозукас все говорит да говорит о своем братике. Вот, слава богу, теперь и Юозукасу не будет тоскливо без дому… Все ж не один как перст…
Отец подал Калинаускене порядочный узел, приготовленный мамой дома.
— Вот тут сварите чего детям…
— Спасибо уж, спасибо, известное дело, духом святым никто жив не был… — И, взяв у отца узел, Калинаускене быстро спрятала его в шкафчик.