Читать «Весенняя река. В поисках молодости» онлайн - страница 393

Недалеко от Сукениц мы заметили старинный дом с мемориальной доской: в нем когда-то жил Гёте. Мы заглянули в ресторанчик, который помещался в историческом доме. Во время обеда мимо нас несколько раз прошел дородный человек. Вслушавшись в нашу речь, он подошел и спросил, не из Литвы ли мы. Когда мы ответили утвердительно, он заговорил на чистейшем жемайтийском наречии. Он сказал, что живет здесь уже много лет, женился и вот — завел даже ресторан. Он пригласил нас вечером к себе.

Там мы познакомились с женой жемайтийца — полной полькой, страшно разговорчивой и гостеприимной. Собирались специально приглашенные гости — как мы поняли, посмотреть на «литвинов», а жемайтиец все рассказывал, как он истосковался но Литве, и по его щекам катились слезы. В прошлом году он получил известие, что в Литве умер его брат. С иностранным паспортом он через Латвию выехал в Литву, еще надеясь успеть на похороны. Увы, пограничники не впустили его, и он, коренной жемайтиец, стоял у литовской границы, смотрел на родной край и плакал… Это было еще перед установлением дипломатических отношений.

Мы побывали и в Варшаве. Центр города выглядел очень пышно. Богатые особняки утопали в деревьях и цветах, на улицах полно было элегантных автомобилей, кафе заполняли роскошные дамы и господа, еще не успевшие разъехаться по курортам. Торчал странный небоскреб — единственный в городе. Мы встретили молодого писателя-вильнюсца Альбинаса Жукаускаса, который изучал здесь журналистику. Он водил нас по столице, рассказывал различные истории, старался познакомить нас с новой польской литературой, демонстрировал кафе, в котором сидит вернувшийся из Литвы Гербачяускас, продолжая философствовать о привидениях и о будущем Польши и Литвы.

Польша произвела на нас интересное, но противоречивое впечатление. Без сомнения, это была своеобразная страна, своеобразный культурный и политический организм. В эти тревожные дни она жила как-то беззаботно, слишком уверовав в свои силы. В буржуазной среде царили презрение к другим нациям и ненависть к Советскому Союзу. Возвращаясь из Варшавы в Вильнюс, мы столкнулись в поезде с молодыми шовинистами. Они нахально и цинично издевались над нашим языком и нравами. Эти юноши напомнили нам наших «патриотов», которые тоже считали всех поляков вечными врагами и не могли без ненависти говорить о польской культуре. Вот плоды обоюдного шовинистического воспитания.

Вернувшись в Каунас, я вскоре уехал в восточную Литву, к большому озеру Сартай. Здесь, в городке Дусетос, жил мой брат Пранас, недавно ставший ветеринаром.

Я жил спокойно, пил молоко, ел ягоды и грибы, утром работал, а днем ходил купаться. В Дусетос я часто ходил на заседания суда — мне хотелось поближе узнать, какие беды мучают крестьян. Вскоре я познакомился со многими жителями местечка — учителями, землемерами, лавочниками, почтарями. Они приглашали меня на вечеринки, маевки, я ни разу не отказывался — хотел изучить жизнь маленького местечка и потом написать о нем книгу. Что выйдет — новеллы или роман, я еще сам не знал. Я знал только, что в книге будут действовать мои новые знакомые и что я покажу убожество их жизни. Режим превращал людей в карьеристов, пьяниц, в лучшем случае — в чудаков. Но исторические события так и не позволили мне кончить эту книгу.