Читать «Весенняя пора» онлайн - страница 9

— Виктор Алексеевич Бобров, наш новый фельдшер!

Русский поздоровался с каждым за руку и уселся на правые, почетные нары. Обменявшись с хозяевами словами приветствия, Афанас обратился к Федосье:

— Говорят, у тебя есть бутылка спирта? Ты бы уступила ее фельдшеру.

— Ой! Да я ведь не знаю его.

— Это ничего, он тебе заплатит.

— Как же быть, Михаил? — спросила Федосья Егорова.

— Отдай. Он, видать, честный, заплатит.

— Аптеке нужен спирт для лечения, понимаешь? — проговорил Афанас. — В городе ему не дали, потому что спирт был отпущен старому фельдшеру. Тот выпил его вместе с Тишко, а сам умер.

— Никак, у вас самих болят глотки? Говорят, спирт помогает, — улыбнулся Федот.

— Может, еще придется тебя лечить, — возразил Афанас. — Не веришь, что аптеке нужно?.. Ну и не верь.

— Я, право, не знаю, — колебалась Федосья.

— Отдав, Федосья: ведь просят и Афанас и Михаил, — сказала Дарья из своего угла. — А то фельдшер подумает: якуты мне не доверяют, значит, и сами они обманщики.

Федосья матча вышла во двор, где под открытым небом стоял небольшой деревянный ящичек со всем ее добром.

Кто бы ни заходил к Ляглярам, непременно высказывал удивление: как, мол, в этакой юрте люди живут? Никитка каждый раз обижался, когда нелестно отзывались о его родном гнезде. Конечно, плохо, что стены из необстроганных горбылей то и дело цепляют и без того рваную одежонку. Но во всем остальном юрта казалась мальчику прекрасной.

— Вот страсть-то какая! Как же они живут тут?! — воскликнул кто-то.

Афанас Матвеев недовольно посмотрел и возразил:

— А куда же им деваться? Где лучше будет?

Наступило минутное молчание. Потом Михаил быстро проговорил, точно зерна отсыпал, привычные слова:

— Кто проживет здесь день, тому простятся грехи за год.

Во время беседы один лишь русский молчал и угрюмо оглядывал своими голубыми глазами нищенскую юрту.

«Выгонит он нас отсюда на мороз, а сам останется жить», — решил Никитка и, прикрыв ладонью голый пупок, незаметно стал отходить в левую половину юрты: как только заорет русский, юркнет Никитка в темный загон, где привязаны две коровы — своя и Эрдэлиров.

Федосья принесла бутылку и отдала Афанасу.

— Ну, пошли отсюда поскорей! — заспешили гости и, толкая друг друга, двинулись к выходу.

Ворвался со двора морозный туман, глухо хлопнула дверь за гостями, а страшный русский остался в юрте. Постояв неподвижно несколько мгновений, он стал медленно поднимать руку, но, коснувшись пальцами потолка, быстро отдернул ее, будто обжегся. Показав на покрытого чесоткой Никитку, фельдшер грустно проговорил, странно произнося якутские слова:

— Мыть надо! Я мыло дам.

— Нам мыло не надо, — покачала Федосья годовой, — нам хлеба надо, чаю надо, мы — бедняки.

Русский сморщился, будто собирался чихнуть, и, причмокнув губами, вышел за дверь. Пока не затих вдали скрип полозьев, все молчали. Потом Федот встал, поправил горящие поленья и, обращаясь куда-то в запечную темноту, сказал: