Читать «Весенняя пора» онлайн - страница 287

Выводя дрожащей рукой корявые буквы и роняя на бумагу слезы, Никита составил акт, под которым поставили закопченную над дымом тлеющей бересты печать.

Ревкомовцы уложили своего председателя на сани и тронулись в горестный обратный путь. Когда выехали на тракт, Никита стал проситься, чтобы его отправили в Нагыл с донесением. Тут только сообразили убитые горем друзья Эрдэлира, что о случившемся необходимо сообщить в улус. К седлу Уланчика привязали туго свернутую охапку сена, окровавленный партбилет Эрдэлира бережно завернули и вручили Никите. Он вскочил на коня и умчался. Остальные двинулись дальше по той самой дороге, по которой не раз скакал никогда не унывающий, всегда деятельный и веселый Эрдэлир.

Весть о злодейском убийстве уже разнеслась по наслегу. На протяжении всего пути из разбросанных по бескрайнему снежному простору бедняцких юрт выходили к медленно едущим саням плачущие жители. Многие присоединились к траурной процессии, и узкая лента конных и пеших становилась все длинней и длинней, растягиваясь по дороге.

У дома наслежного ревкома стояла многолюдная толпа. Над ним колыхался красный флаг. По мере приближения процессии все громче становились голоса плачущих.

Когда сани с телом Эрдэлира подъехали к воротам, в толпе раздался душераздирающий женский крик. Сбросив с головы шаль, с растрепанными волосами, обычно так заботливо заплетенными в пышные косы, Майыс растолкала людей и с рыданием кинулась к Эрдэлиру. Сани остановились.

— Милый!.. Родной ты мой! Ну, погоди, Губастый! Отомщу я тебе, кровавому псу! Ох, отомщу! — повторяла Майыс.

Рыдая, она обнимала любимого и бережно смахивала с него легкий слой инея, которым покрылось уже побелевшее лицо Эрдэлира.

— Не плачь, Майыс… Я сама… — шептала, обливаясь слезами, Агафья и наклоняла над убитым испуганно уцепившегося за нее грудного ребенка. — Запомни, сынок, крепко все запомни! Эх, говорила я твоему отцу: «Убьет тебя Лука». А он все смеялся: «Руки, говорил, коротки…» Ты не плачь, Майыс. Мы сами…

С трудом удалось отстранить от саней обеих женщин и тесно сгрудившихся жителей. Эрдэлира на руках внесли в старое, покосившееся здание ревкома. Впервые проследовал он, любимец народа, в полном молчании мимо своих друзей, не озарив лица своего светлой улыбкой, никому не подмигнув, не отпустив задорной шутки, никого не похлопав по плечу.

Найын стал у дверей, прося народ не заходить в дом. Утирая слезы, он говорил:

— Погодите немного. Пусть погреется наш Дмитрий с морозу-то… Приоденется, умоется, тогда примет… Всех примет… Не торопитесь…

Он пропустил только обеих женщин да немного спустя Андрея Бутукая, лучшего столяра наслега, который привез с собой белоснежные сосновые доски и прошел внутрь с угольником и линейкой в руке.

Изнемогая от голода и усталости, полузамерзший Никита глубокой ночью ехал один по тайге. Сквозь дремоту ему виделось лето. Солнце, кипящий самовар на столе, разная снедь. Как хорошо! А вот Эрдэлир всаживает в пень пулю за пулей из карабина и весело смеется… Вот они возвращаются с охоты обвешанные утками и рябчиками…