Читать «Весенняя пора» онлайн - страница 263

Николай Егорович Мординов

— Иди-и проси-и!

Однажды вечером Егордан в сердцах накричал на сына и долго сидел молча, опустив голову. Потом он встал и тихо начал одеваться.

— Ты куда, Егордан-друг? — робко спросила Федосья.

— Видишь, друг Федосья, решил он житья нам не давать, — сердито покосился Егордан на сына. — Придется идти просить, хотя и знаю, что не возьмет. Бедняков там и без тебя достаточно…

Вернулся Егордан, когда все уже улеглись и только Никита бодрствовал, дожидаясь отца.

— Учитель Иван утром уезжает, — еще в дверях сказал Егордан, — и согласился взять тебя, хотя все места уже заняты и там давно учатся.

Радость оглушила Никиту. Торопливо встала мать, начали подниматься и другие. Дома нашлась всего одна мерка масла, а ведь нужна еда и на дорогу и до зачисления на казенные харчи. А хлеба не было. Это с осени-то…

— Друг Федосья, а на дне турсука ничего нет? — спросил отец.

— Вспомнил! А кашу я позавчера из чего варила? — сердито ответила мать.

— Так, так…

— Вот тебе и «так, так»!

— Ну ладно, ведь об этом можно и потише… Пойти, что ли, по соседям? Уже легли, наверное, — вслух размышлял Егордан.

— Да, надо попробовать. Только у старухи Мавры не проси, она ведь на нас сердита.

— Ну, я пошел…

И Егордан заходил в юрты, будил спящих соседей и просил «хоть горсточку».

Собрав две меры непросушенного, холодного зерна, он вернулся домой только перед рассветом и тут же принялся молоть.

Никита не спал всю ночь, хотя его насильно уложили, чтобы выспался перед дорогой. А мать до рассвета латала рваную одежонку сына. Не спал и Алексей, боясь, что брат уедет, не разбудив его.

А утром, взяв с собой свернутую старую оленью кожу, которая служила постелью, четыре лепешки, три куска мяса и мерку масла, Никита собрался в путь.

По старому обычаю все сели.

— Ну, не нас же тебе караулить… Учись! Будь хорошим человеком… Стой за бедных… — Отец встал, поцеловал сына, потом печально потер нос большим пальцем и отошел в сторонку.

Федосья, обтирая ладони об юбку, спотыкающимися шажками подошла к Никите и, сжав обеими руками его голову, долго смотрела на него, глаза ее наполнились слезами, теплое дыхание щекотало нос сына. Потом она прильнула к нему, прошептав одними губами:

— Милый, береги себя, — и тихо подтолкнула его к дверям.

Любовь, забота, тоска выразились в этих словах. Дрогнуло сердце, закружилась голова, и было мгновение, когда Никите захотелось плюхнуться на пол и закричать: «Не пойду!»

Зацепившись за дверной косяк, он выскочил во двор, позабыв поцеловать спящих малышей Сеньку и Майю. Теперь бы только не оглянуться, только бы перейти через поле…

Никита знал, что все вышли за ним гурьбой и стоят возле юрты, а Алексей идет сзади.

Морозное ясное утро. Густой, холодный воздух вливается в грудь, словно кумыс. Недавно выпавший снег сверкает бесчисленными звездочками, он пушист и мягок, как новое заячье одеяло. На белой поляне торчат кое-где стебельки сорняков. Суетливые чечетки то садятся на них, то снова взлетают. Они, кажется, больше развлекаются, чем кормятся, и будто нарочно раскачивают стебельки и осыпают семечки. На опушке леса дремлют поредевшие крупные лиственницы, вытянув обсыпанные снегом ветви, точно руки в рваных рукавицах. А на востоке голубое небо подрумянилось, как пенка на молоке.