Читать «Верую... Беседы о Символе Веры» онлайн - страница 44

В ночь Своей Тайной вечери, перед смертью, Христос молился: «Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино». То есть единство Божественной любви в Первоначале, в Троице есть прототип для нас, для нашего единства, взаимопроникновения, взаимопроницаемости, взаимооткрытости, когда люди способны быть, выражаясь философским языком, имманентны друг другу. На самом деле мы друг другу трансцендентны, то есть каждый — закрытая система. Даже любящие друг друга люди с трудом проникают от сердца к сердцу. Бог призывает людей на новый путь — открытости, взаимопроникновения. И когда Рублев писал свою «Троицу», он изобразил пластически — красками и линиями — эту незримую тайну любви, этот круг, который как бы манит и призывает человека изменить свою модель мира.

Агрессивному, озлобленному, распадающемуся существованию человека — стае волков, но одиноких волков (это только кажется, что они настоящая стая; каждый из них одинок) — противопоставляется соборность любви Святой Троицы. Поэтому, как един Христос, как един Бог, как един Дух Божий, так едина Церковь. И когда Христос заговорил о Церкви, Он сказал Петру: «Я создам Церковь Мою на скале, на камне, на тебе, и врата адовы не одолеют ее», потому что Петр первым открыто исповедовал Его Мессией. Врата адовы — значит, силы преисподней, силы смерти. И Он сказал не «Церкви Мои», а «Церковь Мою» — как некую единую субстанцию.

Но вы тут же можете меня спросить: какая же она единая, когда из тех более 1,5 млрд. христиан, которые есть на земле, около 950 млн. — это католики, около 200 млн. — православные, а остальные — протестанты. И протестанты делятся на бесчисленные группы — лютеране, евангелическая церковь, баптисты, пятидесятники и т. д. где же тут единство? Это вопрос очень сложный. Но не нужно думать, что механическое единство может заменить единство духовное. Те разделения, которые происходили в Церкви на протяжении столетий, не связаны с природой самой Церкви. Они отразили культурные, политические, национальные, психологические барьеры, которые люди не способны были преодолеть. Скажем, когда Римская империя пыталась отождествить себя с христианским целым, восточные провинции противились этому. И они откололись, образовались так называемые дохалкидонские Церкви — Церкви коптов, эфиопов, сирийцев, малабарцев (которые из Сирии бежали в Индию) — потому что они не хотели государственной Церкви. Поводы для отделения были догматические, но на самом деле это была реакция восточных окраин на имперскую идею.

Но все–таки до Х в. Церковь оставалась единой, неразделенной. Всюду были свои главы церквей, папы (по–гречески паппас значит отец) — в Александрии, в Риме, в Константинополе, в Антиохии и других крупных центрах. Но после того, как пала Западная Римская империя, в «половинках» бывшей империи возникли разные общественные, культурные, социальные условия. На Востоке сохранилась императорская, абсолютистская власть, сохранились все старые структуры (рабовладение и т. д.), и церковное руководство, церковная община, церковная структура находились под жестким контролем государства. Это участь Восточной Церкви на протяжении полутора тысяч лет — и до сего дня.