Читать «Верещагин (Кончерто гроссо)» онлайн - страница 79

А вечером, почти уже ночью, приехал мой парижанин. С женой и сыном они виделись недавно, у него в Париже, так что мне было разрешено утащить его к себе, как только мы поужинали. Он приехал, как обычно, на свой концерт, на этот раз в Большом зале, и не одна вещичка, как прежде, а целое отделение его музыки!

– Ну что, Профессор, меняется страна, а? – он, как все приезжающие ненадолго, был в иллюзиях.

Ввязываться в спор не хотелось, у меня были на него сегодня другие планы, но он давно и хорошо меня знал, так что не ждал утвердительного ответа.

– Не веришь. Знаю, не веришь.

– Не верю. Здесь никогда ничего не меняется к лучшему, место такое.

– Да помню я твою теорию про тюрьму, помню, – он улыбнулся.

– Скажешь, не прав?

– Прав, – задумчиво отозвался он. – Знаю, что прав, но так хочется всякий раз поверить, побежать, попробовать… Я ведь тебе рассказывал, как мать моя пила?

Рассказывал. Он часто приходил в наш дом, мы были еще студентами. Он жил в консерваторской общаге, вечно был голодный. Моя мать жалела его, кормила нас борщом и пирожками, от которых все мои приятели на глазах пьянели, как от водки. Потом мы с ним уходили ко мне, играли друг другу первые свои сочинения, потом уже не первые, так и шло. И однажды он рассказал, что мать его, оказывается, была пьяницей, запойной, и их, всех троих, растил отец, да еще тетка помогала. Он и домой-то старался не ездить на каникулы, а когда все-таки ехал, возвращался угрюмый, чернее тучи, долго потом отходил. Мне рядом с ним всегда было немного неловко, я был благополучный и сытый. Своя комната, кабинет даже, мать с пирожками, вид из окна на набережную. Но он не завидовал, нет. И музыке моей тоже, хотя нас часто сравнивали, этого было не избежать, и я был гений (так говорили в консерватории), а он просто талант.

– Так вот, помнишь…

Ноктюрн № 4

– Помнишь, я иногда ездил домой, к себе в город, на каникулы? Не хотел, но отец уж очень просил, и сестры скучали. Приеду я – а мать к моему приезду приоденется (или отец ее приоденет), пирог испечет какой-нибудь, мы садимся за стол, сестренки счастливы, и я думаю: господи, вот она, моя семья, вот моя мать (я же любил ее очень), пусть так будет всегда! С ней ведь и поговорить можно было, и голос у нее был знаешь какой? Все заслушивались. Слух у меня в нее. Ну вот…

Он замолчал.

– А на следующий день просыпаюсь – нет ее. Полдня нет, а потом возвращается – лицо красное, виноватое, растрепанная, шумная. И водкой пахнет. Не уследили.

– Кто же тут уследит…

– Да мы знали, что не уследим, но все надеялись: может, одумается, может, увидит нас, своих детей. Я-то ладно, сестер очень жалко было.

Сестры давно жили с ним во Франции, он и это сделал. Я уважал его, моего друга. Матери и отца уже не было на свете.

– Кстати, ты знаешь, как мать умерла? – вдруг спросил он.