Читать «Венок Петрии» онлайн - страница 61

А в третий раз пришли, господи, в два часа ночи. В постели его взяли.

И двери отворить не просили, ввалились без спросу. И сонного трое или четверо били. Да так били, что он едва душу спас.

Все в доме, рассказывают, у его поразбивали, столы и стулья поломали, мебель покорежили и перевернули, а на стене написали: «Витомир — головорез-четник». А он, значит, избитый до полусмерти, убег в лес, дня три или четыре там хоронился, спал, где придется, ел, что придется, оттого, мол, его и паралич хватил. Еле домой приполз, свалился в кровать и боле уж не поднялся.

Дуракам, известно, что хошь плети, они всему верят.

А другие рассказывали, что все так и было, токо били его не наши окненцы, а Лилин муж, Радомир из Ш.

Услышал, говорят, что промеж его жены и Витомира было, как он обманул ее и как она его, Радомира, обманула, подговорил своих дружков, сели они на поезд, приехали сюда и избили его.

Чуть ли их тут не видали. Приехали, говорят, с пассажирским дневным, но сошли не в Окно, а раньше — в Двориште. И спрятались в лугах. А ночью перешли через горы в Окно, прокрались в темноте по улице, сделали свое дело и затемно вернулись в Двориште. А с утренним поездом уже были в Ш.

Могло, конешно, и такое быть. Радомир тоже партейный, он тоже мог написать «Витомир — головорез». Чтоб след замести, как кошка свое дерьмо зарывает. Мол, он его бил как партейный за то, что тот в четниках ходил, а не за что другое.

А третьи опять свое рассказывают. Можешь что хошь выбирать. По уму свому и выбирай! Воля твоя!

17

Что меня касаемо, я им нисколечки не верю.

Окненцы, брат, брехуны, каких мало. Ты его тридцать лет знаешь, тридцать лет Миланом кличешь, а он на тебя вылупит зенки нахальные, не так, говорит, его зовут.

Поздороваешься с им:

«Здравствуй, Милан».

«Я не Милан, — говорит, — я Стоян».

«Ладно, будь по-твоему. Здравствуй, Стоян», — говоришь, хочь и знаешь, что он Милан.

А он:

«Да не Стоян я, какой Стоян! Я Пера».

Что хошь, то и думай. Ты ишо их не знаешь, не знаешь, с кем дело имеешь.

Может ли быть такое, скажи на милость, десять лет как прошло с войны, а люди чтоб не дознались, был Витомир в четниках иль не был? Да к тому ж в головорезах? Дак ведь все они не на краю света были, а тут, круг Окно да Брегова, далеко не уходили. Все на глазах, никто особо не прятался. Но пущай бы никто его не видал, ладно, можно и такое допустить. Но чтоб ни одна душа десять лет про то и слыхом не слыхала, такого быть не может!

Брешут, господи! Делать-то неча, брат, вот и брешут. С докуки чего не выдумают!

Гляжу я на тех, про кого говорят, что били его. Ходют люди по улицам, курят, разговаривают. Делом своим занимаются. Как все. Ни в чем разницы нету. Никогда не скажешь, чтоб они могли справиться с таким детиной, как Витомир, ведь его непросто скрутить.

И не сказать, чтоб совесть кого грызла. А ведь должна бы. Загубили человека — лучше б вовсе его порешили, и никому ничё; ничё ни на ком не написано. Рази такое может быть? Да брось, ради бога.

Приезжает иной раз сюда и Лилин муж, Радомир.

И на его гляжу. И на ем ничё не видать. И про его никогда не скажешь, что он может человека загубить.