Читать «Венок Петрии» онлайн - страница 46

Драгослав Михайлович

Слушает его судья, слушает. А там и спрашивает:

«Известно ли вам, что аборты в нашей стране запрещены?»

А тогда и впрямь так было. Нельзя было ослобониться, какие бумаги ни пиши.

«Известно, товарищ судья, — говорит Ешич, — но я вынужден был на это пойтить. Случай был особенный. Ребенок погиб, и могло произойти отравление организьма, что погубило бы и мать».

«А можете вы доказать, — спрашивает судья дальше, — что ребенок в самом деле был мертвый? Смотрел Милияну кто-нибудь, окромя вас?»

Тут он его здорово поддел.

«Нет, — говорит доктор, — окромя меня, ее никто не смотрел, потому как для меня случай был совершенно ясный. И безотлагательный, товарищ судья. — Хорошо он защищался, ничё не скажешь. — Аборт, — говорит, — надо было сделать немедленно, товарищ судья».

Но гляди-ка, что теперича ему судья скажет.

«Хорошо, — говорит. — Но ежели это был ясный и безотлагательный случай и ежели аборт надо было делать срочно, почему вы не сделали его, как положено, в больнице, почему Милияну ни в какие больничные книги не записали? А ведь вы как будто и живете при больнице. И везти бы вам ее далеко не пришлось».

Этим он его начисто подкосил. Теперича мому Ешичу легко не выкрутиться. Заклинило как змею в лещедке.

Он барахтается, петляет, мол, пришли мы после двух — какое, брат, после двух? — когда в больнице персонала нету — персонала нету, оставь, бога ради, где ж ему быть, персоналу-то, — а в книгу записать просто позабыл. Вижу, судья ему не верит. Рази его проведешь?

«Хорошо, — говорит судья, — хорошо. Понятно, понятно».

А все время, пока Ешич говорил, Полексия так и елозила по скамейке, усидеть спокойно не могла, все руку подымает.

«Не так дело было, товарищ судья. Иначе, совсем иначе, не так, как товарищ доктор говорит».

Судья токо глазами в ее стреляет. Он свои мысли думает, есть у его своя голова на плечах, умный, брат, человек.

Судье тоже кой-чего известно, не токо Полексии. Лучше было б ей помалкивать.

«Не торопись, — говорит, — придет и твой черед».

Кажись, он ее тоже раскусил. Слава богу, стреляный воробей.

Покончили они с Ешичем, вызвали Полексию.

Она все на доктора валит. Как она услыхала, что мы приехали из Брегова, и что Милияна громко стонала, и что вроде бы она разобрала, как та сказала, что доктор всю ее распотрошил, да неладно, видать, сделал, потому, может, что тайком, в своем доме, а не в больнице, а ведь большие деньги взял.

«Не знаю точно, товарищ судья, — говорит, — сколько он взял, а токо слышала, как вот эта Петрия сказала, что оченно большие».

Но судья-то, говорю тебе, уж раскусил ее. И он не лыком шит.

«И как же, — спрашивает, — ты могла слышать? Где они разговаривали?»

«Во дворе, товарищ судья, — а сама губы поджимает, поджимает. — Мы в одном дворе живем. Они промеж себя говорили, а я слышала».

«А как Милияна стонала, ты тоже во дворе слыхала? Что ж она — во дворе стонала?»

«Нет, — говорит Полексия, — но промеж нас одна стенка тонкая. Все слыхать».