Читать «Венок Петрии» онлайн - страница 30
Драгослав Михайлович
О господи, как увидала я ее да как вспомнила про свою ненависть да про то, откуда взялась она, слезы на глаза, навернулись. Заплакала я, вот-вот причитать начну.
«Не складывай ты руки передо мной, — говорю. — Не надо. Не заслужила я этого. И ты этого не заслужила».
И хочу развести ей руки. Чтоб не держала их так. Я разведу, а она снова их складывает. И ревем обе в три ручья.
«Оставь, — говорит она. — Так надо. Я должна тебя молить. Великое зло хотела я тебе причинить и теперича должна повиниться тебе, чтоб бог взял меня к себе. Помнишь, Петрия, как в позапрошлом году ты хворала все и как тебе валашка Анна из Нижнего Окно ворожила от сглазу?»
«Помню», — говорю.
«Так вот, не хворь у тебя была и не сглаз. Это я тебя уморить хотела. Отравить тебя надумала».
«Оставь, — кричу я скрозь слезы, — не надо мне такого говорить. Неправда все».
«Правда, Петрия, правда истинная, — говорит она. — Однажды пили мы кофей, я и плеснула тебе в чашку ртуть из градусника. Ты ишо сказала: «Чудной какой кофей». А выпила».
«Мама, — говорю я, а со слезьми и совладать не могу, — все это я слышала, не надо мне снова про это рассказывать. Неправда это. Не верю я, что так было».
Удивилась она.
«Рази ты знала? — говорит. — От кого ж?»
«Мне, — говорю, — валашка Анна про то сказала. Но не поверила я ей. И теперича не верю».
«Правда это, Петрия, — говорит она мне. — Правда. Большой грех на мне лежит. Каких только грехов, и больших, и малых, не делает человек за свою жисть! А как придет последний час, простить его надобно, Петрия. Потому дурости в ем много, в человеке-то. Дураком родится, дураком помирает».
«Точно. Много дурости в человеке, — говорю я и слезы утираю. — На што ты мне говоришь это?»
Она ухватила меня за руку, жмет ее, жмет.
«Можешь ли, Петрия, простить меня?»
«Ни в чем ты передо мной, мама, не виноватая, — говорю. — Но все одно прощаю я тебя. И ты меня прости, пожалуйста. И я грешила супротив тебя. И понять теперича не могу, почему я так много грешила? Проходит время, и уж не знаешь, почему грешила».
«Не знаешь, Петрия, — говорит она, — видать, дурость одна».
«Может, человек так устроен? Бог таким его сотворил? А может, кто проклял бедолагу и иным он не может быть?»
Забрала я потихоньку у ей свою руку и покрыла ее одеялом.
«Поспи малость теперича, — говорю. — Притомилась ты».
Она вздохнула, будто тяжелый груз с души спал.
«Ладно, — говорит, — устала я оченно. Но теперича мне легше стало. Теперича я засну».
И заснула ровно младенец. Прямо по лицу видно: избавилась от тяжкого груза, что мучил ее незнамо как.
Той же ночью бог принял ее душу. Простилась и она, грешница, с этим миром, как и нам всем на роду написано.
И в тую самую минуту, как сойти ангелу и вести ее на тот свет, она вытянулась во всю свою длину, я ее такой вовеки не видывала. Поглядела на нас, обвела глазами, кабыть сказать что хотела. Сложила руки на груди, а пальцы свела так, будто что взять хотела.
