Читать «Венок Петрии» онлайн - страница 163

Так что, Петрия, коли бог разумом обидел, поворачивай оглобли и снова карабкайся по улицам на потеху людям. Снова шагай мимо шелопутного Радована, прошмыгни мимо дома Среи, мимо анбалатории и беги от всех встречных. Иначе все увидят, что ты мешком трахнутая, как оно и есть на самом деле.

Радован заметил меня. Видит, что мечусь, как курица ошалевшая.

«Петрия, — кричит, а рот распялил — в брюхо можно заглянуть, — давай петь, Петрия!» — И — «Бе-е-е! Бе-е-е!» — на меня.

Разнесся его вопль над крышами, скользнул по лугам и ушел в горы.

«Пой, Радован, — говорю, — радуйся своей развеселой жисти».

Прошла я снова мимо сквера, мимо почты и католической церквы, мимо анбалатории и дома покойного доктора Чоровича. Добралась до казармы, целится она в меня своими пустыми глазницами, где у ей окна были. Опосля нагнулась, будто что потеряла и ищу, так и прошла дом и огород Среи.

И вот пришла наконец на кладбище. Туда, куда мне и надо было.

7

А кладбище наше, не для похвальбы говорю, оченно красивое.

Старое кладбище было точно супротив шахты, рядом с домом начальника станции.

Во время войны немцы нашу шахту сильно попортили; штольни мелко ложили и брали то, что поближе да покрупнее, а там, где проходили, крепи плохо ставили и вглубь не шли, шахте это во вред. Ежели им надо было иттить к богатой жиле через бедную, они бедную бросали, а воды и обвалы свое дело делали.

И как войне кончиться, галереи, что под кладбищем проходили, обрушились, и кой-какие могилы потонули. Потому в пятьдесят пятом это кладбище закрыли. А новое устроили совсем в другой стороне, над казармой.

Красивое было старое кладбище, ничё не скажешь. Видишь, какие там сосны, тень какая! И родничок там есть, сам выбился, трава круг его в рост человеческий. И пахнет с ранней весны аж до осенних дождей.

Но новое ишо краше!

Лежит оно на горушке, а вершинка-то плоская, и по ей поляна раскинулась, и под ветерком, что здесь завсегда поддувает, она вся трепещет, точно кружевная зеленая занавеска, на земле расстеленная; отсюда видать другие холмы, а чуть подале и горы, внизу шахтерские дома и старые дороги на Двориште и Бабину Главу, а ишо ниже — слепая казарма съежилась, как благочестивая старуха под дождем; бывшая станция видна и заброшенная штольня с большим ржавым воротом, что раззявила свою лошадиную пасть, дорожки и тропочки, рощицы и перелески. Куда ни поглядишь, красота такая, глаз не отвести! Не то что мертвым, здесь бы и живым жить да жить!

Бабочки кружат — вот-вот на ночлег отправятся, а солнце будто из огромной дивной чаши залило горушку желтой расплавленной медью.

Поднялась я, пошла к Мисиной могиле. Гляжу, краска на кресте не слиняла и памятник наш, его и мой, на месте.

Перекрестилась я, поцеловала мужа на фотографии.

«Спасибо, — говорю, — что позвал меня посмотреть на эту красоту божью. Хорошо тебе здесь, Миса?»

Вырвала травинки, что из-под камня выбились, взялась поправлять засохшие цветы.